<< Переход на главную страницу сайта >>

 

Делегат Балтики или воспоминания сорок лет спустя

1

         Небольшой саманный дом, построенный еще в тридцатые годы прошлого века. В нем относительно большая комната-зал с двумя дверями. Входные двери из кухни, выходные в спальню, которая сообщается со второй спальней, а та  в свою очередь связана с кухней -  замкнутый домашний круг! Два окна в зале прикрыты белыми ажурными гардинами, они выходят в палисадник, засаженный пахучими, до головной боли фиалками и густыми кустами фиолетовой сирени. Возле самого забора растут четыре пирамидальных тополя. Позже три из них срубят по ветхости, ну а четвертый останется на долгие годы, напоминая мне о моем замечательном детстве. В зале в правом углу, на невысоком столике, стоит  первый на нашей улице телевизор «Старт» с трещащим трансформатором. Были вечера, когда он собирал на просмотры художественных фильмов и различных программ многих наших соседей – диковинка! Из небольшого настенного радиодинамика,  висевшего в том же углу, у правого окна, с шести и до двадцати двух часов постоянно звучала музыка, транслировались радио театральные постановки, утренняя физзарядка, «Радио няня», и любимая мною  «Пионерская зорька», концерты по заявкам трудящихся. На его светло коричневом матерчатом покрытии, расправив крылья, парила  белая пластмассовая чайка. Две этажерки с художественными книгами, деревянный буфет с бабушкиными вещицами, посудой и  прошлогодним вареньем, черный стол-книжка, четыре крепких деревянных стула из прошлого, старенький дерматиновый  диван с цилиндрическими валиками-подлокотниками, висящая над ним  картина, написанная маслом – вот и вся нехитрая обстановка необходимая для скромного жития-бытия простых советских людей. На картине изображалось заснеженное поле с белой поземкой, покрытая белой снежной шапкой украинская хатка и крестьянские сани, запряженные бредущей по заснеженному полю  лошадью. Слева и справа от входной двери висят два портрета. Это портреты дедушки и бабушки в их молодом возрасте. Дед в прекрасном костюме-тройке, с бабочкой. Его волосы расчесаны на прямой  пробор, элегантные усики закручены кверху. Бабушка в скромном темном платье, несколько уступающая в яркости деду, но замечательно улыбающаяся загадочной улыбкой Джоконды! Особой гордостью семьи был портрет моего дяди Алика, старшего брата мамы. Его большая фотография висела по центру стены между окнами. С нее на меня смотрел темноглазый красивый юноша в военно-морской курсантской форме. В глаза бросалась  черная бескозырка с надписью на ленточке «Высшее военно-морское инженерное училище».  Дядя-моряк вызывал у меня особое детское уважение, и небольшую зависть, порождавшую заветную мечту стать военным моряком, как и он. На одной из этажерок лежал наш семейный альбом. В нем было еще много свободных листов. В основном он был наполнен мамиными девичьими фотографиями и замечательными фотографиями папы – курсанта Ломоносовского мореходного училища ВМФ. Он, на тот момент, учился уже в Одесском высшем мореходном инженерном училище, и я, перелистывая страницы альбома,  внимательно всматривался в лица папиных друзей-курсантов. Мне очень нравилась их флотская форма, и наверно поэтому, моим самым любимым детским костюмчиком была матросская рубашка с большим морским воротничком, украшенным двумя ажурными якорями и бескозырка с надписью «Моряк» или «Слава». 

Каждую зиму с первого по четвертый класс я подолгу болел. То воспаление легких, то грипп, то воспаление ушей, то элементарная простуда. До пятого класса я так и не посетил ни одного школьного новогоднего утренника. Домашние задания и новогодние подарки мне приносили друзья-одноклассники. Но самым страшным моим  переживанием была мысль о том, что я из-за частых болезней не смогу, в будущем, пройти медицинскую комиссию для поступления в военно-морское училище! «Неужели я не стану военным моряком, как мой отец и дядя»,- думал еще  совсем маленький мальчишка.

         В ноябре 1967-го - года, года пятидесятилетнего юбилея Великой Октябрьской Социалистической революции, по телевизору в излюбленной многими советскими гражданами телевизионной программе «Голубой огонек», показали офицеров атомной подводной лодки «Ленинский комсомол». Они  совершили кругосветный поход без всплытия на поверхность.  Рядом с ними сидели два широкоплечих моряка в необычной черной морской форме со светящимися треугольниками тельняшек, но без голубых воротников, как у корабельных матросов. Они рассказали зрителям о возрождении славного рода   войск Военно-морского флота – морской пехоты и исполнили песню под гитару. Увиденный эпизод, очень заинтересовал всех сидевших у экрана, и я не был исключением. В дальнейшем я, как воздух, стал ловить и впитывать любую информацию о морской пехоте.

Однажды, вернувшись с занятий из Донецкого политехнического института, где тогда уже на вечернем факультете учился мой отец, который предпочел разлуке с семьей совместное семейное проживание.  Он рассказал мне о Ленинградском нахимовском училище и нахимовцах, и подарил маленькую резиновую фигурку нахимовца. Желание стать в их строй воспылало в моей душе не на шутку, как костер из пересохших веток. Мне очень захотелось стать похожим на подтянутых маленьких моряков с фигурным «Н» на погонах.

Я всегда подражал отцовской походке вразвалочку, а школьная форма представлялась мне  морской.  Но после рассказа я начал еще сильнее мечтать, о настоящей, представляя себя нахимовцем в бескозырке, черном бушлате и брюках клеш, входящим в двери родной двадцать первой донецкой школы. Очень хотелось, чтобы в этот момент меня обязательно заметили школьные девчонки и строгие учителя. «Какой хороший мальчик!  И почему мы не замечали его раньше» - мечтал услышать я.

 Дверь Куйбышевского военкомата Донецка открылась под скрип дверной пружины.  К окошку дежурного подошел маленький посетитель. Глядя снизу вверх, я уверенно заговорил с дежурным офицером:

- Здравствуйте, я хочу поступать в нахимовское училище, что для этого  нужно сделать?

Смутившийся офицер, спросил меня о возрасте.  Узнав, что абитуриенту всего десять, он посоветовал подрасти и подождать  до окончания восьмого класса. Но после восьмого я изменил жизненные планы, спорт и классическая борьба, которой занимался совершенно серьезно, внесли в них существенные коррективы.

 

 

2

 

         Праздник Октябрьской революции в СССР – праздник главный и знаковый! Военные парады и яркие демонстрации во всех городах необъятной страны. С Красной площади шла прямая трансляция по телевидению и радио! Стоя на задней площадке маршрутного автобуса, я внимательно вслушивался в рассказ диктора о парадных полках, идущих стеной по главной площади страны. Из динамика зазвучал бодрящий марш «Варяга», переполнивший мою душу восторгом и гордостью за флот и моряков. Поставленный голос диктора рассказывал о гвардейском полке морской пехоты Балтийского флота. И я  представил себе высоких ребят в черных беретах и необычной красивой форме. Вот крепкие усатые парни проходят ровными рядами перед мавзолеем, сжимая вороненные стволы автоматов.  Добрая зависть переполняла мое сознание, и я замечтался, представляя себя в суровом морпеховском строю. Конечно, шанс попасть служить в морскую пехоту есть, но он, к сожалению, невысок – один из тысячи!

Летом тысяча девятьсот семьдесят шестого, после неудачной попытки поступления в Киевское высшее военно-морское политическое училище, меня вызвали в районный военкомат. Тучный старший лейтенант с веселой украинской фамилией Гила, заботливо принимавший участие в моих сборах и отправке в Киев,  задал всего лишь один вопрос:      « Почему ты, будучи красно дипломником, не сумел поступить в ВВУЗ?»

Пожав плечами, я ответил, что  попытка была неудачной, из-за моей слабой предметной подготовки. На самом же деле в училище, только красно дипломников и золотых медалистов приехало двадцать два человека. По меркам приемной комиссии это был явный перебор! И кто-то предложил начальнику училища произвести искусственный отбор, поставив основной массе отличников не долгожданную пятерку, а внезапную четверку. Мы должны были показать свои познания по всем предметам. Мне влепили тройку, из двадцати двух человек поступили с одним экзаменом только двое. Остальные уехали восвояси!  Через два года подобного эксперимента уже не проводили, в отличие от 1976 года в 1978 году поступили все отличники.  Я в числе  первых прошел мандатную комиссию и был внесен в список поступивших абитуриентов тоже первым.  Гила весело хмыкнул,  и, похлопав меня по плечу,  произнес: «Ничего, пойдешь служить в пограничники, там такие, как ты нужны!» Я попытался убедить офицера, что мне нужно на флот, как, никак,  семейная традиция!  Но тот,  ухмыльнувшись,  безапелляционно заявил, что в традициях разбирается лучше меня.

Дома, после моего пересказа возникшей ситуации, на помощь пришел отец!  Он применил простейший из всех возможных приемов, купив  в нашем поселковом магазине две бутылки коньяка. В военкомате, папа встретился с простым советским прапорщиком из отдела комплектования. Разговор был непродолжительным, но конкретным, определившим  мою дальнейшую судьбу. Вследствие его оказалось, что традиция в жизни каждого человека – дело о-о-очень важное, и  мои призывные документы из одной ячейки, плавно перекочевали в другую - нужную.

В Севастополе, во флотском экипаже, где уже через месяц оказался на офицерской переподготовке сам отец,  он познакомился с матросом земляком из Донбасса. Тот был водителем какого-то флотского начальника. Папа заключил с ним «секретное соглашение», по которому моряк пообещал помочь мне, попасть на службу в морскую пехоту, в случае попадания на Черноморский флот. Они придумали «пароль и отзыв», обговорили совместные действия, но судьба наложила вето на южное направление, указав на северо-запад.

 

3

 

Воинский эшелон катил по Украине. Все полки, включая багажные, были забиты до отказа призванными на Балтийский флот донецкими парнями. В плацкартных отсеках по двенадцать человек, вместо шести допустимых. Сержантам-морпехам эти   неудобства призывников неинтересны. Они, не на шутку, увлеклись молодыми проводницами, а вновь призванные бойцы, еще не переодетые во флотскую форму, предоставлены сами себе. Одни из нас пили горькую, заедая домашними пирожками, другие спали по двое на одной полке, третьи просто смотрели в окно, наблюдая за родными степными пейзажами и уходящими за горизонт шахтными копрами и терриконами.  Что там впереди? Практически никто не представлял себе, как встретит нас легендарная дважды Краснознаменная седая Балтика.

Поздняя ночь, стою в тамбуре. На целых два часа  я назначен истопником-дневальным. На это время от меня зависит комфорт и тепло всего вагона. Неожиданно за окнами замигали огни какой-то небольшой станции, мелькнула железнодорожная платформа с фонарями и исчезла, растворяясь во мраке. Что будет через два, три года? Кем стану, как буду себя чувствовать, столкнувшись с трудностями неизвестного будущего? Возможно, вернусь в Донецк и поступлю в университет на исторический факультет, или стану учителем физкультуры, к чему обязывает диплом выпускника спортивного техникума «с отличием», а может быть мне  предначертана судьба успешного тренера спортивной борьбы или вернусь к своей мечте и стану флотским офицером!? Но все это потом, сначала срочная военная служба…

         Наступило утро, за окнами проплывает незнакомый уютный городок, состоящий из чудных  двухэтажных и одноэтажных аккуратных прибалтийских домиков. Надписи на дорожных знаках, домах  и вокзале сделаны латинским шрифтом. Мы в шутку начинаем импровизировать: Иванов – Иванавичус, Петров – Петраускас, Жуков – Жукаускас. Никто тогда и подумать не мог, что через двадцать с небольшим лет Литва станет первой республикой Прибалтики, принявшей решение о выходе из состава Великого Советского Союза.

         Перед прибытием к месту назначения, сержанты выдали нам двухсуточный сухой паек, состоявший из консервных банок с кашей и пачек галет.  А мы, как глупцы пресыщенные домашними харчами, с громкими и веселыми криками, выбросили все полученное в окна вагонов, еще не понимая, что на пару суток, останемся злыми и голодными.

Еще совсем недавно, полным ходом, шла подготовка к проводам на службу. В те давние и добрые времена  парни, прошедшие ее горнило были у девчонок в чести. Уходя под звуки гитар и баянов в военкомат, призывники держались за осиные талии своих симпатичных подруг, а  те, в свою очередь обещали верно, ждать солдата или матроса своего.

У меня на тот момент, девчонки не было, и я рисковал оказаться за широким праздничным столом в гордом одиночестве, только в окружении своих родных и друзей.

За несколько дней до проводов, случайно познакомился с девочкой Леной из города Тореза. Она доводилась дальней родственницей моему лучшему школьному другу Мише Гончарову. Тогда на домашней вечеринке, кстати, тоже приуроченной к проводам в армию его старшего брата Александра, окончившего музыкально-педагогический институт,  мы  танцевали  с ней медленный танец в центре осеннего двора увитого виноградными лозами.  Осмелев, я рискнул пригласить ее на свой вечер и Лена  согласилась!

         Спустя два дня, добираясь до дома в маршрутном  автобусе №6, ходившем с железнодорожного вокзала до шахты Октябрьской, совершенно случайно, повстречал свою давнюю любовь, девочку Валю. Ту самую, с которой встречался два года назад. Тогда Валентина, поступив в Донецкий политехнический институт,  предложила мне отложить любовь до лучших времен. Причиной стала сильная предметная загруженность.  «Приходи через полгода!», - посоветовала она. Сейчас Валя стояла на передней площадке широкого автобуса ЛЕАЗ, и мило улыбалась своей обаятельной круглолицей улыбкой с ямочкой на щеке.

В школе меня считали мальчиком спокойным, скромным и стеснительным, отличающимся своим покладистым характером. Наверно именно поэтому, протиснувшись к ней, я заговорил о будущей службе на флоте и о праздничном вечере.  И студентка пообещала посетить его в качестве давней знакомой.

         Необычно огромный, крытый двумя стеклянными навесами, вокзал и готические здания незнакомого города, напомнили мне рисунки из детских книжек со сказками Гофмана и братьев Гримм. Когда-то  в детстве перед сном мне их всегда читала мама. Мы прибыли в неизвестный и загадочный для большинства жителей СССР Калининград-Кенигсберг – столицу целой российской  области и всего Балтийского флота, отвоеванную у фашистов в далеком сорок пятом!

         В кузов зеленого флотского ГАЗона загрузили ребят из нашей призывной команды. Уже протрезвевшие, собранные и готовые на все, мы тревожно всматривались в лунную ночь. Там вдали за воротами  контрольно-пропускного пункта с якорями, начиналась новая жизнь!

Молодежь крохотного по донецким меркам городка  Пионерск, очевидно возвращалась с танцев. Сообразив, что воинский эшелон с Украины, кто-то из подгулявшей толпы истошно заорал:

- Слава Украине и великому городу Днепропетровску-у-у-у!  

Почему этот «кто-то» выбрал именно Днепропетровск, для меня до сих пор остается загадкой. А мы в ответ громко и радостно  заорали: «Ура-а-а!»

         Вовка с Текстильщиков (большой микрорайон Донецка), еще в поезде испробовавший все возможные виды кайфа, был не в себе. Его расширенные зрачки, светились в темноте. Еще во время  остановки для переформирования эшелона в богатой ртутью донецкой Никитовке, он попал под личную проверку-обыск. Караульные моряки, провели фильтрацию призывников у тамбуров каждого вагона, разыскивая в рюкзаках и карманах горячительные напитки. Тогда на глазах изумленных матросов и старшин Володька достал из носка последнюю заветную чекушку водки, и одним залпом осушил ее до дна! Позже, он демонстрировал нам, как из одеколона «Русский лес» делается хмельное  «молочко». А в грузовике Володька  незаметно проглотил несколько таблеток, которые на молодежном сленге называют «колесами». После остановки Газона, мы спрыгнули с борта, как парашютисты, сжимая ступни и колени. Спрыгнул и Вован. Но он использовал совершенно иную технику. Приземление произошло прямо на «пятую точку», но как не странно, прыгун не получил никаких повреждений и травм! И мы одновременно про себя подумали: «Техника на грани фантастики!»

         Медкомиссия проходила ночью. Нас, спавших на полу в одном из огромных залов казармы флотского экипажа, грубовато растолкал старшина в синей робе. Поднять Володю с первого раза ему не удалось…   Комиссию мы прошли, постоянно уклоняясь от предложений матросов-фельдшеров, отдать каждому из них по одному рублю. Взамен они обещали «железное» направление в береговую часть. В случае отказа, угрожали «гарантированным» попаданием на  борт подводной лодки.  Денег я никому не дал, но комиссию прошел без сучка и задоринки. На состояние Вовки с Текстильщиков, фельдшеры, заменявшие в ночное время военврачей, не обратили никакого внимания! Позже он попадет служить вместе со мной в морскую пехоту, где его следы затеряются в одном из полковых подразделений. В последствие он завершит свой воинский полет в артиллерийской батарее, и вернется в Донецк с поправленными службой мозгами.

         Мебель и столы в комнатах родительского дома, готовясь к проводам, я передвигал сам. Деньги на праздничный вечер я тоже заработал сам, и все необходимое покупал, и тащил домой из центра города в огромных авоськах тоже сам. Моими главными помощниками, не смотря, на свои шестьдесят пять, стала бабушка Лида и ее дочь, младшая сестра моего отца, тетя Валя.

На вечер пришли мои лучшие друзья и родственники. Тесной группой расположились ребята-борцы классического стиля. Рядом справа со мной сел самый близкий школьный друг Миша Гончаров, организовавший отличное музыкальное обеспечение. Прекрасные, по тем временам, музыкальные колонки  и магнитофон «Днепр» работали на износ, создавая у всех присутствующих веселое настроение. Друзья моего уличного детства Виктор и Славик сели по левую руку. Они уже отслужили, и вернулись из армии годом раньше. За ними сидел мой новый товарищ из Вьетнама Ван Там. Вместе со своими земляками он учился в горном профтехучилище №7, и  летом отдыхал в молодежном лагере на берегу Северского Донца в Славяногорске. Там за несколько недель до призыва мы и познакомились. Ранним утром каждого воскресенья, приходя в гости, он звонил в дверь нашего дома. Каждое его прибытие заставляло всех проснуться. Переступая через порог,  Ван здоровался и мило улыбался. Было видно, что у них во Вьетнаме, подобные ранние визиты были правилами хорошего тона, но мы к ним так и  не смогли привыкнуть.

 В воскресенье, перед самым днем призыва, Ван разбудил нашу семью в очередной раз. Наверно он понял, что я ухожу на службу. Терпеливо просидев на диване целый день,  делая перерывы только на приемы пищи, он, молча поглядывал со стороны на все наши труды, внимательно в сотый раз, осматривая страницы книжки сказок Шарля Перро. Не знаю, какая из них его заинтересовала больше, но когда вечером я пошел провожать гостя до дверей, Ван Там обернулся, и попросил разрешения поприсутствовать на проводах. Его поведение тогда показалось мне странным. Позже я понял, что во Вьетнаме гости дома ведут себя именно так.

За звенящим хрусталем рюмок и бокалов столом, Вану  оказывали поддержку мои приятели, борцы тяжелого веса Леша и Вова. В доверительной беседе они узнали, что вьетнамец воевал с американцами и был ранен. Утром, не смотря на сильную головную боль, он сам предложил нести в военкомат, мой трещавший по швам от изобилия продуктов, рюкзак. Позже, после моего призыва на флот, он еще раз приходил к моим родителям для прощания перед отъездом во Вьетнам. Ван Там долго пытался объяснить им, что они просто обязаны подарить ему на память велосипед…

На асфальтированную площадку призывного пункта прибывали все новые и новые веселые компании провожающих. Через некоторое время, гром гармошек и звон гитар, песни, танцы и эстрадную музыку из громкоговорителя, сменил  марш «Прощания славянки». Он стал сигналом к расставанию.  Пришел и мой черед заходить в открытые ворота комиссариата, где широко расставив ноги, держа руки за спиной, стоял перепоясанный портупеей  заместитель военкома Куйбышевского района майор Серяпин. Стойкая и молчаливая до этого момента мама, пытавшаяся сдерживать эмоции, тихо заплакала и позвала:

-  «Коля, Колечка, сыночек…!»

         Девочка Лена из Тореза, проводила меня до ворот, подарив на прощанье горячий поцелуй. Потом она  напишет несколько теплых писем, но позже от Миши я узнаю, что она вышла замуж за своего одноклассника, который уже вернулся из армии. И наверно она поступила совершенно верно, ведь никаких обязательств мы друг другу не давали, и знакомство было довольно скоротечным, не ставшим тем фундаментом, который мог бы образовать молодую семью.  А Валя, на вечер не пришла, она сидела дома у окна, одетая с иголочки, в умеренном макияже, ожидая, что я прибегу за ней сам.  В моей жизни эта студентка появится еще два раза. Но тогда уже я,  военно-морской курсант, выберу иную судьбу.  

         Дождаться работы флотской профессионально-технической комиссии было непросто! После медицины, нас постригли на лысо, искупали в гарнизонной бане, находившейся в подвале казармы. Помывочные скамьи были каменными. И ставя на них обрезы  (тазы) с горячей водой, мы замечали, что это могильные плиты с надписями на немецком языке. Позже нас разместят для сна на деревянных нарах в одном из помещений бывшей немецкой казармы. Но сон будет коротким, уже через полчаса всю команду поднимут возбужденные матросы, и прикажут мыть полы в подвале здания.

Светало, пытаясь скоротать часы и минуты ожидания, мы вышли на плац под деревянные навесы, сделанные очевидно, для защиты молодых моряков от жарких лучей солнца, дождя и снега. Прижимаясь к задней стенке сооружения, мы пытались усесться на узких лавчонках, шириной двадцать или двадцать пять сантиметров поудобнее.  Но они не позволяли  даже слегка задремать и расслабиться. После наступления сна, «пятая точка» сидящего неизменно сползала со скамьи.  Рискуя упасть на бетонный пол, каждый просыпался, проклиная службу за все ее первые впечатления о тяготах и лишениях вместе взятых.

С наступлением рабочего дня возобновились и наши мытарства. Старшина поочередно отводил призывников к флотским специалистам радиосвязи и гидроакустики. Там в учебных классах  наш слух проверяли на музыкальность. Вначале с молодыми защитниками Родины общался прапорщик с погонами морской авиации, а затем,  примерно тоже проделал  и главный старшина гидроакустик. Специалист связи работал на радио ключе, на подобном приборе производил проверку гидроакустик. Они просили присутствующих в учебном классе повторить услышанный звук. Мне пришлось умело скрыть свой унаследованный от предков музыкальный слух, нужна морская пехота!  Военные, оставили в классе только способных, остальных попросили освободить помещение.

         Наконец старшина второй статьи увел донецкую команду в административный корпус. Мы выстроились в колонну по одному, голова которой была направлена в сторону кабинета с надписью «Профессионально-техническая комиссия». От неизвестности до конечной цели, как мне тогда казалось, оставалось совсем немного, всего лишь одна беседа с капитаном первого ранга. В моем случае все предопределил флотский капитан с красными просветами на погонах. Он  предложил службу в разведке морской пехоты, очевидно, ознакомившись с моими документами.  На сто процентов  сыграли роль физкультурный техникум и мое борцовское прошлое.        

Из всех вагонных попутчиков в гвардейский полк, кроме меня и моего друга  одноклассника Сереги Ананьева, попали еще четыре человека. Стоя в очереди на прием, мы заметили, что уроженцы Беларуси идут в морскую пехоту беспрепятственно. Причиной точного попадания были комсомольские путевки, дававшие зеленый свет на любых комиссиях!

         После распределения, мне не терпелось встретиться с  морскими пехотинцами, которых я уже встречал на тополиных аллеях седьмого флотского экипажа.  Хотелось по подробнее расспросить   парней  в черной форме об их службе. И вот удача, навстречу с гордым самоуверенным видом шагает представитель заветного рода войск. К нашему удивлению, это был маленький плюгавый морпех, во взъерошенной шапке, чудом удерживающейся  на белобрысой макушке. Я по военному (как мне тогда казалось!) обратился к нему со словами:

«Можно к вам обратиться! Я попал в разведку морской пехоты, как там служится?!»

 Щуплый  старший матросик, медленно и надменно повернул в мою сторону свою маленькую головку на петушиной шее, и  пафосно произнес: «Во-первых, «можно» - Машку за ляжку! А во-вторых, в разведывательных батальонах морской пехоты будешь просыпаться ночью, и кричать: «Мама, роди меня обратно!» Это «откровение» произвело на всех окружающих  удручающее впечатление, и было принято  нами за чистую монету. Только позже, прибыв в часть,  мы узнали, что в отдельных полках  разведывательных батальонов не бывает, а гонор взъерошенного героя, оказался простым мыльным пузырем, который лопнул сразу же после, пересечения нами линии  ворот КПП. 

Каждые полчаса на невысокую трибуну, стоявшую на средине плаца, поднимался статный и симпатичный старшина первой статьи.  То и дело, холодный ветер ноября пытался рассеять его громкий уверенный голос:    «Форма флотская, погоны черные, срок службы три года!» Но у воздушных масс ничего не получалось, и  далее следовала другая формулировка: «Форма флотская, погоны голубые, срок службы два года!» По этому поводу, мы придумали свою интерпретацию приказов: «Форма морской пехоты, погоны черные, служба черная, сроком два года!»

Услышав в приказе свои фамилии, мы повеселели, и вместе с нашим старшиной  отправились на вещевой склад для переодевания. Помещение запомнилось нам наличием шустрых морских пехотинцев, говоривших с сильным белорусским акцентом. Они громко покрикивали на новичков, унизительно обзывая пришедших «чыжиками», делая сильное ударение на букву «Ы», и небрежно бросали  в наши руки шинели, шапки, сапоги и другое имущество. Сначала мы приняли хамоватых кладовщиков за старослужащих, и терпеливо воспринимали их унизительное обращение. Но позже нам стало понятно, что это наши  годки (бойцы одного призыва), прибывшие в Пионерск на неделю раньше нас.

Сидя в вагоне  дизельного поезда, мы в долгу не остались, и вернули «бульбашам» должок сполна. И сделали это устно, не прибегая к силовым приемам. Наша ответная реакция в адрес братьев белорусов, заставили их всю дорогу молчать, смущенно и тупо глядя в противоположные окна поезда. Во время прохождения курса молодого бойца, мы частенько давали понять былым обидчикам, кто есть кто, и особенно утирали им нос в вопросах физической подготовки.

Но стоило пройти каким-то двадцати-тридцати годам жизни, и я с ностальгией стал вспоминать своих сослуживцев белорусов. Их замечательно мягкий соловьиный беловежский акцент возвратил мою память к тем годам, когда была единой великая страна, объединявшая в своих границах пятнадцать республик, пятнадцать сестер, скрепившая наши судьбы суровой ниткой дружбы и флотского братства.  Несколько лет назад, морпехи белорусы, пригласили меня в город Герой Брест на празднование дня Военно-морского флота. Как и не бывало тех долгих сорока лет разлуки! Встретили они нас на пять баллов и шесть шаров! Встретились мы в святом для всех советских людей  месте – легендарном  Бресте! И склонили мы вместе свои флаги, преклонили колени перед бессмертным подвигом наших предков, вошедших в вечность героев защитников Брестской крепости вместе!

 

4

 

После переодевания в форму морской пехоты, мы почувствовали себя настоящими десантниками. Но сначала возникли проблемы с узнаванием своих товарищей.  Военная одежда делала нас похожими друг на друга. Но уже через несколько часов все стало на свои места. Мне особенно понравились короткие юфтевые сапожки. Умению правильно  вязать портянки я научусь немного позже. Черным беретам, выданным нам в Пионерске, пришлось ждать предстоящую весну, а пока на наших лысых головах оказались зимние шапки, выделявших нас из общего числа всех матросов и сержантов отдельного гвардейского дважды орденоносного полка.

         Дорога от Пионерска до Балтийска, была не очень продолжительной. Наша команда сделала всего лишь  одну остановку, для пересадки на дизель-поезд  Калининград–Балтийск в небольшом городке с характерным для области названием Приморск. Собравшись около аккуратного здания вокзала,  построенного после войны немецкими военнопленными,  одни из нас закурили, другие с интересом стали осматривать неброскую архитектуру городка,  асфальтированную дорогу, обсаженную, с обеих сторон огромными тополями с белыми известковыми полосами на боку.

В эти минуты мы даже  и не подозревали, что можем стать жертвой безумца.  Неожиданно из-за угла здания вокзала выбежал какой-то местный мужичок. Он бросил в нас  кусок красного кирпича. К счастью, камень попал в козырек крыши, и нам оставалось только отреагировать на это громкими неодобрительными криками. Странный житель испугавшись, торопливо побежал вдоль улицы, часто оглядываясь через левое плечо, и быстро вращая указательным пальцем у своего виска.

 На балтийском перроне сопровождающий нас старший лейтенант пересчитал всех, как цыплят, построил в колонну по два, и направил по брусчатке незнакомых улиц в полк. Рядом с воротами КПП части стоял высокий стенд, на котором были изображены ордена «Александра Невского» и «Александра Суворова», а в центре сиял огромный знак «Гвардия». Вышедший навстречу  дежурный сержант в черном бушлате с золотыми пуговицами, и бескозырке с гвардейской ленточкой, проверил наши документы. «Ну, что гвардейцы? Здесь вам придется провести целых два года вашей новой жизни! И поверьте, забыть их вы не сможете никогда!»: - на прощанье произнес наш немногословный сопровождающий. С той поры прошло много лет, но приставка "гвардии" вместе с гордостью, как магнит приросла к нашим воинским званиям и сердцам!

Чистенькая казарма и высокорослые усатые сержанты, недавно вернувшиеся с московского парада, встретили нас доброжелательно. Были выданы иголки с черными нитками, и поставлена задача -  пришить новые матросские погоны. Дело вроде бы простое, но важное. И как оказалось очень болезненное,  требующее определенных умений. Заходившие в расположение роты старослужащие матросы и сержанты  искали земляков. Нашлись морпехи   из Луганска, Славянска и конечно Донецка. Они рассказывали нам о своей службе, и рекомендовали подразделения, в которые, по их мнению, следовало бы попасть в дальнейшем. Гвардии младший сержант из Луганска по имени Олег, посоветовал  мне пройти учебный центр морской пехоты «Сатурн» в Севастополе, где матросов, прапорщиков и офицеров обучали парашютной и водолазной подготовке, азам подрывного дела, и приемам войсковой разведки.

На следующее утро, во время построения роты молодого пополнения на первый в нашей жизни утренний развод на занятия и работы, к  новичкам,  подошел невысокий, коренастый по-спортивному сбитый гвардии капитан. Он оказался начальником разведки полка. Обращаясь непосредственно ко мне, он представился и обратил внимание на то, что на мой шинели неровно пришит  единственный погон. Улыбнувшись и похлопав меня по плечу, гвардии капитан Козлов, пригласил кандидатов в разведчики пройти в штаб полка. После продолжительной беседы, и нашего согласия служить в элитном подразделении, он  «обрадовал» лично  меня тем, что служба в «Сатурне» подождет! Это известие очень расстроило, ведь  я уже представлял себя десантником-парашютистом. Но после некоторых событий все мои сомнения рассеялись.

В конце недели на занятия по рукопашному бою в спортзал части привели взвод разведчиков. Возглавлявший группу гвардии старший лейтенант,  улыбаясь, о чем-то поговорил с нашими сержантами.  Вычислив в строю меня, и ребят водителей разведвзвода, он весело спросил:

«Ты Жуков? Занятия  по рукопашке проведешь?» «Так точно!», – бодро    ответил я.

Тренировка мне понравилась, понравилась она и разведчикам. После занятия ко мне со всех сторон стали подходить повеселевшие моряки, наперебой спрашивая,  когда  прибуду служить в танковый батальон? Веселый старший лейтенант ответил за меня: «Николай прибудет к нам перед присягой, и больше никуда не денется!» Так  впервые на воинской службе я услышал свое имя из уст офицера.

Опережая мое прибытие в  поселок Мечниково, по танковому батальону разнеслась весть о том, что в разведке будет служить мастер спорта по самбо! Видит бог, я никого не вводил в заблуждение, но наверно спортивное звание присвоили мне сами ребята, по итогам наших первых занятий.  И я не стал их переубеждать.

Не все в моей службе было так гладко, как хотелось бы, и особенно на ее первом, очень трудном и стрессовом этапе. Во взвод я прибыл первым, из молодых, мои годки водители БРДМов, вольются в его состав только через два месяца  после обучения и стокилометрового марша, а остальные ребята, попавшие в танковую учебку, появятся только через полгода.  Отсутствие рядом с тобой настоящего друга, это очень серьезный фактор. «Друг - это третье мое плечо», - когда-то сказал поэт. Одиночество в воинском коллективе - это не моя личная фантазия, это существующая реальность в которую попадает молодой воин, оторванный от родного дома и от своих домашних и друзей. Без поддержки друга любое дело становится трудно подъемным. Любая обида и оскорбление личного достоинства становится трагедией, которая может привести к очень печальным последствиям.

 Меня поставили в первую шеренгу взвода, как раз перед дверью канцелярии танковой роты. Во второй шеренге за моей спиной стояли наши дембеля Петя Незелюк и Виктор Бондаренко, чуть правее, в этом же ряду, размещались ребята, призванные осенью прошлого года. А рядом со мной оказались парни, прибывшие в разведку несколько недель назад из учебного отряда, находившегося в латвийском городе Вентспилс.  Не смотря на разницу в воинском опыте, отношения у меня с ними сложились неплохие. Мы дружно вскакивали по подъему, бежали рядом на физзарядке, вместе трудились на технике в парке боевых машин, вместе, схватив оружие и ящики с патронами и пистолетами, бежали по тревоге к нашим плавающим танкам. А так, как я попал заряжающим на учебную машину - плавун  ПТ-76 Б, работы было необъятное море, и спрос за ее качество со стороны командиров и старослужащих был особым. Претензии дембелей тоже были обязательными к нашему исполнению. Отвечать им за свои проколы было сложнее, чем командирам. Гвардии старший лейтенант Горенко уезжал домой, а «старики» оставались рядом. Это напрягало, порой расстраивало и надоедало до тошноты. Старослужащие, опережая сержантов, влияли на результаты каждого элемента распорядка дня, недели, месяца, давая свои оценки, замечания и предупреждения.

Отношения со старослужащими разведвзвода и танкового батальона у меня складывались по-разному. С одной стороны наши давали полезные советы, оказывали практическую помощь, высказывали пожелания и рекомендации. С другой стороны частенько можно было услышать нытье, запугивание, шантаж и моральные издевательства. С дембелями-разведчиками до рукоприкладства у меня не доходило, а вот ребятам, прибывшим после учебки, порой доставалось, но и они отвечали достойно. В первую неделю моего пребывания в части произошел  случай, когда ушитый до безобразия, старослужащий сержант-писарь танковой роты с фамилией Гук, проходя мимо, как бы невзначай ударил меня кулаком в грудь. Удар был так себе. Но реакция наших старослужащих была короткой и резкой, они посоветовали бравому писарчуку идти дальше, и больше к молодым разведчикам не приближаться. Спустя много лет я понял, для чего «канцелярский авторитет» поступил именно так. Он просто захотел показать всему батальону, что может позволить себе поднять руку даже на мастера спорта, ведь является приближенным к самому командиру танковой  роты, и «держит самого Бога за бороду».

Серьезным испытанием для меня стали первые выходы танкистов взвода разведки на зимний полигон вместе с первой ротой плавающих танков. Дело было так, утром нас поднимали по тревоге, грузили на ГАЗ-66 амуницию, затем мы завтракали и выезжали на Хмелевку, так называют легендарный полигон балтийской морской пехоты. В открытом поле стоял небольшой барак учебного класса и вышка управления стрельбами, прямо к морю вели три дороги (танковая директриса), по которым наши боевые машины должны были двигаться и выполнять  задачи танковых стрельб из пулемета и орудия. В учебном классе было теплее, чем на улице, там не было пронизывающего северного ветра. Это позволяло на короткий промежуток времени  согреться, и разобрать и собрать ПКТ – пулемет Калашникова танковый. Там нас окружали чужие старослужащие, и поэтому у них возникало, гораздо больше вопросов, чем у своих родных. Приходилось сжимать всю свою волю в кулак, чтобы не сорваться, и не ответить грубостью. Как говорил классик кино: «Приказано выжить!»

Был и наш первый флотский новый год,  который мы праздновали всем взводным коллективом в клубе части за столами, накрытыми всяческими сладостями.  Их мы приобретали самостоятельно за свои деньги в нашем поселковом магазинчике. Торты и лимонад из Балтийска для нас привез наш командир. Было немного тоскливо от душевного одиночества, в котором мне приходилось прибывать.  Особенно грустно становилось ночью во время несения патрульной службы в парке боевых машин. Совсем рядом с колючим забором, стоял немецкий двухэтажный домик, в окне которого виднелась светящаяся огнями новогодняя елка. В памяти сразу всплывал родной дом, вспоминались теплота семейных отношений и  далекое детство.     Первые месяцы службы, прошедшие в небольшом гарнизоне,  показались мне целым годом. Очень хотелось увидеть маму, но более всего отца, ведь он все поймет и всегда поможет, если потребуется. Вспоминался родной дом, дедушки с бабушками и младшие брат с сестренкой. В прошлом остались танцевальные площадки, девчонки, школьные друзья и домашний уют с горячей печкой, к стенке которой можно было прислониться ступнями ног и с удовольствием слушать потрескивание дров и угля.

Во время несения службы дневальным по батальону я простудился, поднялась высокая температура, заболела голова, резкий кашель рвал бронхи. Но первое, что я ощутил - это было равнодушие окружающих. Моя болезнь никого не интересовала! Где та домашняя материнская забота и внимание, стремление пожалеть и быстрее излечить, поставить на ноги сына. Но я ошибался, потому, что по-отечески к моей болезни отнесся наш командир взвода гвардии старший лейтенант Горенко Николай Прокофьевич, которого мы любовно, между собой, звали Кокой. После трехсуточного лечения в полковом медицинском пункте я вернулся в строй.

Вторым испытанием для меня стали регулярные взводные дневные и ночные тактические занятия по разведке. Мы учились ориентироваться на местности, вели наблюдение за «противником», искали «пулеметные гнезда», захватывали «языков», организовывали засады, проводили разведку боем, учились выживать в полевых условиях.

Однажды взводу разведки была поставлена задача, атаковать колонну полка береговых ракетных войск, участвующего во флотских учениях. К месту встречи с «противником» мы опоздали, готовились к засаде быстро, на ходу. Впопыхах заряжали холостой боезапас, рассовывали по карманам взрывпакеты и осветительные ракеты. Противник появился внезапно, мы обстреляли ракетчиков из пулемета. Забыв о предосторожности, бросив свою технику, они сломя голову, кинулись за нами в погоню. Расстояние сокращалось быстро, не обращая никакого внимания на нашу стрельбу, матросы-ракетчики во главе с  высоким худым прапорщиком приближались к нашему командиру. Горенко  был одет в танковый комбинезон, и поэтому бежал тяжело. Преследователи настигли его первым. Долговязый прапор схватился командира за РПК (ручной пулемет Калашникова) который висел на его плече. Представитель золотого фонда Советских Вооруженных Сил держался за ствол у самой мушки, и звал на помощь своих подчиненных. Четыре старослужащих разведчика, схватив прапорщика за руки и одежду, безуспешно пытались оторвать его от командира, но не тут-то было! Прапор держался, как клещ. В процесс освобождения пришлось вмешаться мне. Я выполнил задний отхват, ноги противника взмыли в высоту, и прапорщик без страховки упал спиной прямо в огромную лужу. Попытку матросов-ракетчиков помочь своему командиру прекратил огнем из ручного пулемета, почти в упор  наш водитель, уроженец Смоленской области  Саня Аржанов. Ракетчики замерли на месте и больше не испытывали судьбу. Начальник разведки полка уже гвардии майор Козлов накричал на Аржана, и объявил ему пять суток ареста, которые в дальнейшем так и не были реализованы. В это самое время наши замаскированные боевые разведывательно-диверсионные машины, оставшиеся в лесу по другую сторону дороги, открыли условный огонь из КПВТ (крупнокалиберных пулеметов) по технике ракетчиков, тем самым сорвав выполнение их боевых задач.

 

5

 

Не смотря на то, что я мог подтянуться на перекладине двадцать раз, с подъемом переворотом в упор, дела обстояли хуже. И тогда старший механик-водитель взвода старослужащий матрос Петр Незелюк посоветовал мне вставать на час раньше и заниматься на перекладине дополнительно. Несмотря на то, что подобная проблема стояла почти перед всеми вновь прибывшими, ранние утренние подъемы стал осуществлять один я. И дела пошли незамедлительно. Вскоре количество подъемов увеличилось до нормы, а потом и превысило ее в разы!

 С момента моего призыва прошли первые четыре месяца службы, и я почувствовал себя еще тверже и уверенней. В апреле в составе взвода химической защиты полка, как нештатный химик взвода разведки, вместе с нештатными химиками других полковых подразделений, я  убыл на полигон в район города Нестерова. Начальник химической службы полка и командир взвода за месяц научили нас тому, чему учат бойцов всю службу. Средства индивидуальной защиты, приборы радиационной и химической разведки, газоокуривание стали для нас повседневными занятиями.

Жизнь холодной весной в полевых условиях в парусиновых палатках научила нас ценить тепло печки «Паларис» (так мы любовно называли железные «буржуйки»), и душевное тепло сослуживцев. В конце апреля внезапно ударили морозы и выпал снег. Если ночью засыпал истопник, то замерзали все. Поэтому мы старались страховать друг друга. Потеплело, и мы сменили наши шапки на лихо заломленные черные береты. Среди флотских химиков, носивших синие корабельные робы, мы выглядели браво.

В одну из суббот мы прибыли с полигона в баню, в местный мотострелковый полк. Тутошние солдаты смотрели на нас, как на пришельцев из космоса, и мы, в свою очередь, подчеркивая свое превосходство, перемещались по территории их части, высоко подняв голову. Тогда еще не существовало современного девиза морпехов  «Там, где мы -  там победа!», он появиться гораздо позже, в середине девяностых, но это нисколько не мешало нам чувствовать себя лучшими!

За неделю до нашего возвращения в Балтийск, начальник химической службы полка гвардии майор Крючкин и командир химического взвода гвардии старший лейтенант Мариев, решили организовать экскурсию в небольшой литовский городок  Кудиркос-Науместис. Его достопримечательностями были: католический собор, дом народного скульптора, создававшего многочисленные статуи животных и бюсты двух литовских летчиков, которые пытались долететь до Американского континента, но по неизвестным причинам погибли в Атлантическом океане,  а также  памятник литовскому профессору Кудирке. Жители городка встретили нас настороженно, очевидно, что они впервые за много лет увидели военных в черной форме. Молодые девушки – официантки из местной столовой, мило улыбаясь, смотрели нам вслед, а граждане постарше тихо произносили слова: «СС, СС, СС!» Они как будто ассоциировали нас с теми, кто впервые часы войны снял первого часового на советско-германской границе, и взорвал местную советскую военную комендатуру. У памятника профессору к нам подошли два местных молодых парня. Они попытались разъяснить нам его историческое и философское значение. Из спутанного рассказа, на ломаном русском, мы поняли, что памятник построен борцу за свободную Литву. А когда к нам подошел третий участник беседы - долговязый и пьяный молодой человек в модной японской куртке, очевидно тоже представлявший борцов за свободу литовского народа, мы поняли, что нам здесь больше делать нечего! Майор попытался поговорить с ними по-хорошему, и расставить все точки над «i», но разговор явно не получился. Команда: «По машинам!», заставила нас быстро занять свои места в грузовиках. Именно тогда я понял, что не все так просто в нашей истории, и наших взаимоотношениях с прибалтийскими народами. Шел 1977 год!

В конце апреля мы возвращались в родной полк. Наши грузовики проезжали вдоль полей и лесов, проспектами и улицами городов Калининградской области. Я  внимательно всматривался в пейзажи бывшей Восточной Пруссии. В мыслях пробегали воображаемые страницы прусской рыцарской истории, эпизоды Семилетней и Отечественных войн. Новый таинственный и в тоже время реальный край, в котором мне придется прожить многие годы, уже  не казался чужим.

Летний период обучения в части был насыщен сдачей курсовых задач, занятиями по разным видам подготовки, строевыми смотрами, учениями, стрельбами, погрузками на корабли и высадками на необорудованное побережье «противника». В самом начале мая, уволились в запас наши дембеля Петя и Виктор. Прощание с ними, не смотря на некоторые старые обиды, было теплым и дружественным. Они вышли за ворота части и помахали нам своими бескозырками. А на комсомольском собрании взвода разведчики избрали меня своим секретарем.

В начале июля тремя танками разведывательного взвода  была осуществлена показательная погрузка на большой десантный корабль. За  ней наблюдал маршал Советского Союза Куликов, лично! Боевые машины были сняты с хранения, мы переодеты в новые летние танковые комбинезоны. В Военную гавань техника шла колонной, состоявшей из трех плавающих танков. Пыль, поднявшаяся за первой машиной, стояла стеной. Командиры и заряжающие второго и третьего танка, гордо восседая на броне, постепенно превращались в Дедов Морозов или, по крайней мере, очень напоминали шахтеров после работы в забое.  Дорожная пыль, осевшая на наших лицах, вызвала улыбки и у армейских, и у флотских начальников, но не помешала быстро и без замечаний погрузиться на борт БДК (большого десантного корабля), который в те времена любовно называли «Крокодилом Геной». Наша погрузка получила отличную оценку маршала.

 

 

6

 

В июле перед нашим полком была поставлена необычная задача: одному из батальонов, усиленному танковой ротой,  нужно было прибыть в  Москву, и принять участие в празднике Военно-Морского флота на Химкинском водохранилище. Эта новость коснулась и взвода разведки. Вместе со вторым батальоном морской пехоты и второй ротой плавающих танков,  мы начали подготовку к мероприятию. Погрузка на платформы проходила на железнодорожных  путях у Военной гавани Балтийска. Шла она непросто, перепачканные, потные  и усталые мы сели на свои места в плацкартном вагоне только вечером.

Дорога в Москву заняла двое суток, условия были не самые комфортные. Жара, отсутствие постельного белья, горячее питание по распорядку, но только на остановках. К вечеру вторых суток пути, мы прибыли на московскую железнодорожную станцию Красная Пресня. Разгрузка прошла быстро и без эксцессов. Впереди была дорога по московским улицам, в том числе и по Садовому кольцу. Москвичи радостно реагировали на наше появление. Они приветливо махали морским пехотинцам руками, платками, косынками, а прямо из открытых окон нам вслед радостно улыбались женщины и девушки. Так мы прибыли на базу ЦСК ВМФ. Перед нами уже во мраке летней ночи предстали: спортивный комплекс с огромным пятидесятиметровым бассейном и душевыми, причальная стенка с яхтами, катерами и буксирами, небольшой речной пляж и байдарочные ангары. Уже на следующий день  началось  совершенствование организации службы и мероприятия по укреплению дисциплины. Но главным звеном всей работы стала подготовка к показательной высадке десанта. Часть пехотного батальона на БТРах и вторая рота плавающих танков  стали готовиться к высадке со средних десантных кораблей. Наши танки были загружены на плашкоуты (десантные катера).  Матросы седьмой роты морской пехоты должны были десантироваться  на местный пляж с вертолетов, а  пехотинцы двух взводов второго батальона высаживались с катеров  на воздушной подушке типа «Скат». На реку Москву в тот июль прибыли еще четыре ракетных катера из Балтийска, четыре бронекатера с Ладоги, и даже подводная лодка из Лиепаи. Уже на второй репетиции один из наших БТРов пошел ко дну, были нарушены правила безопасности. БДК не набрал  нужный балласт, аппарель поднялась недопустимо высоко. Танки выпрыгнули без замечаний, но передние иллюминаторы первого БТРа не были закрыты броневыми щитками, и стекла выдавила вода.  Гвардии капитан Панченко, успел выскочить из люка, и вытащить за воротник матроса-водителя. На «разбор полетов» к нам в лагерь приехал сам начальник береговых ракетных войск ВМФ генерал-лейтенант Бондаренко. Он осмотрел утопленный, и поднятый на поверхность бронетранспортер, побеседовал с командирами кораблей, офицерами и матросами морской пехоты, помог сделать правильные выводы.

В вечернее  время для улучшения нашего досуга в спортивный комплекс приезжали артисты эстрады, театра и кино, поэты, художники и писатели, вокально-инструментальные ансамбли и ансамбли песни и пляски,  мы смотрели новые художественные фильмы.  Дважды разведчики вместе с танкистами второй роты  участвовали в экскурсиях по Москве, посещали музеи, парк культуры имени Горького, международный фестиваль художественных фильмов на Новом Арбате, Красную площадь, Кремль и Александровский сад.

Высадка в день Флота прошла успешно, к тому времени мы научились ловко и быстро стрелять холостыми снарядами из танкового орудия. Экипажи десантных кораблей, катеров и вертолетов сумели найти общий язык с морпехами. Все прошло организовано и зрелищно, москвичам, членам Центрального Комитета КПСС и Политбюро все очень понравилось. От имени генерального секретаря ЦК КПСС и Министра Обороны была объявлена благодарность всему личному составу, участвовавшему в мероприятии. Вечером над Москвой был произведен праздничный салют, но мы, не дожидаясь его окончания, начали погрузку на эшелон.

В сентябре 1997 года на День Танкиста за успехи в боевой и политической подготовке мне был объявлен краткосрочный отпуск с выездом на родину. Осенний  Донецк, встретил гостеприимно. Родные были искренне рады моему приезду. Пятнадцать дней пролетели незаметно. Именно тогда дома, после серьезной беседы с отцом, я принял окончательное решение поступать в Высшее военно-морское политическое училище повторно. Первая  неудачная попытка стала для меня хорошим жизненным уроком.

 

7

 

В октябре мне пришлось пройти дополнительную подготовку для того, чтобы  стать командиром плавающего танка. На первых в жизни самостоятельных ночных стрельбах я поразил все мишени из пулемета и орудия, заслужив похвалу самого комбата! Однажды вечером, во время несения патрульной службы в парке боевых машин произошла внезапная досрочная смена с поста. Помощник дежурного по батальону, быстро выполнив необходимые условия ритуала,  предложил мне бегом прибыть в кабинет замполита. Там возбужденный капитан-лейтенант Шатохин сообщил, что в штабе полка меня ожидают: командир части, начальник политотдела и офицеры, представляющие Политуправление Балтийского флота. В моей памяти всплыл занимательный случай, произошедший со мной летом, во время несения службы дневальным по батальону. Именно тогда я  нечаянно услышал разговор замполита и комбата о танкисте, который должен будет представлять полк на 18 съезда ВЛКСМ. Задача представлялась мне непростой, но очень интересной. Ее успешное решение могло стать для меня гарантом осуществления мечты – обязательного  поступления в высшее военно-морское политическое училище!  Интересной стала сама мысль о возможности, вновь посетить Москву, встретиться с интересными и известными всей стране людьми, поучаствовать в незабываемом событии!

Именно тогда, найдя подходящий момент, я и постучал в кабинет замполита, и, обращаясь по уставу, произнес примерно следующее:

«Товарищ гвардии капитан-лейтенант, пошлите меня  на комсомольский съезд, я с задачей справлюсь и вас,  и танковый батальон и всю морскую пехоту Балтики не опозорю!» От неожиданности ЗАМ (так на флоте называют замполитов) опешил, но приветливо улыбаясь,  поблагодарил меня за инициативу, и выпалил, что я хороший парень, но  кандидат в делегаты уже есть. Наверное, через полгода его мнение в корне изменилось.

Командирский УАЗик быстро пересек железнодорожный переезд и заснеженное поле между Мечниковым и военным городком полка. За окнами в темноте промелькнули  забор комендантского сада, парашютно-десантная вышка и  контрольно-пропускной пункт. Водитель остановил автомобиль прямо у крыльца штаба. Мы спешно поднялись на второй этаж. В кабинете начальника политического отдела гвардии майора Абрамова находились пять офицеров. В сидящем по центру подполковнике я узнал командира полка гвардии подполковник Соломенника, справа от него находились: начальник политотдела части и его помощник по работе с комсомолом гвардии старший лейтенант Мелешин. С левого  края на меня внимательно смотрели глаза незнакомых флотских офицеров. Как позже выяснилось, это были заместитель начальника политуправления Балтийского флота капитан 1 ранга Корниенко и старший инструктор политуправления по комсомольской работе старший лейтенант Смирнов.  Первым прозвучал вопрос о моем образовании, затем капраз поинтересовался моим  ростом, который соответствовал среднему росту морского пехотинца – один метр восемьдесят два сантиметра. Офицеры прослушали страницы моей небогатой биографии, расспросили о том,  где я родился, кто мои родители, и какую комсомольскую нагрузку исполняю. Узнав, что я секретарь комсомольской организации разведвзвода, сидевшие за столом начальники повеселели. Потом они обсудили мою фамилию, внешний облик, спортивные достижения и одобрительно подтвердили, что я подхожу для роли комсомольского делегата. Позже я узнал, что кандидатов в полку сначала было около десяти, причины их отставки для меня остались неизвестными. Говорили, что у кого-то не подошла фамилия, у кого-то внешний вид, кто-то провинился, нарушив воинскую дисциплину. Утверждение меня, как кандидата в делегаты прошло довольно гладко. Командир полка приказал своим заместителям провести мою подготовку и экипировку по высшему разряду с составлением специального плана. Гвардии подполковник даже распорядился выдать мне офицерские сапоги из своего личного аттестата, а подгонку формы одежды поручил лучшему закройщику полка. И тот постарался на славу! Она была ушита до предела! Мой новый облик привел начальника политотдела в шок! Комплект парадной формы морского пехотинца был начисто забракован! Второй комплект подгонялся уже под контролем самого гвардии майора! Обязательную новую военно-морскую форму №3          (бескозырка с гвардейской ленточкой, флотская рубаха-суконка, воротник-гюйс, брюки на выпуск и хромовые ботинки) и №4 (суконный бушлат к выше перечисленным составляющим) мне выдали тоже. Она подошла мне сразу и по всем статьям, а гвардии старший лейтенант Мелешин, помог составить план идейно-теоретического развития. В него входило прочтение   актуальных литературных произведений (в том числе книжек Леонида Ильича Брежнева «Малая земля», «Возрождение», «Целина»), участие в комсомольских мероприятиях, изучение устава ВЛКСМ и инструкции организациям ВЛКСМ в Советской армии и ВМФ. Еще он прозрачно намекнул, что мою биографию будут тщательно проверять компетентные органы.

Уже через месяц на комсомольской конференции полка меня избрали делегатом на флотскую комсомольскую конференцию, которая проходила в Балтийском матросском клубе. Там я вновь встретился с офицерами политуправления. Мне довелось поучаствовать в работе самых разных комсомольских мероприятий, я побывал на приеме у Командующего Балтийским Флотом, и близко сошелся  с человеком, который в будущем станет моим лучшим другом и товарищем. Это инструктор политотдела полка по комсомольской работе гвардии прапорщик Виктор Манухин. Если сказать точнее, то Виктор на всю жизнь станет для меня не только другом, и наставником, но и авторитетным старшим братом. К  его особому мнению и совету  я прислушивался не раз, и всегда находил правильный выход из непростых ситуаций.

Комсомольские дела помогли мне подружиться и с фотокорреспондентом нашей флотской газеты «Страж Балтики» Евгением Павловым. На одной из фотографий я был изображен в погонах гвардии младшего сержанта. Командующий Балтийским флотом вице-адмирал Косов, просматривая пилотный выпуск газеты,  обратил на этот нюанс внимание, и порекомендовал присвоить мне звание сержанта. Евгений не стал откладывать дело в долгий ящик, не дожидаясь приказа командира полка, он сделал фотомонтаж. Таким образом, в общем выпуске газеты я уже был с тремя лычками. Командиру полка ничего не оставалось, как издать приказ с незначительным опозданием.

На комсомольской конференции флота я был избран на областной форум ВЛКСМ. И уже на региональном собрании меня избрали делегатом на 18 съезд комсомола. Торжественная обстановка, высокое представительство на мероприятии оказало на меня большое впечатление. Многие из людей, ставших вместе со мной делегатами, запомнились мне на всю жизнь, а с некоторыми из них еще не раз пришлось встречаться в этой жизни и при очень интересных обстоятельствах.

 

8

 

         Моя служба шла своим чередом. Дежурства по батальону, участие в учениях, занятиях, стрельбах, комсомольских собраниях и флотских активах. Однажды вечером, в батальон прибыл журналист-практикант, курсант-выпускник Львовского военно-политического училища из флотской газеты «Страж Балтики». Его военно-морская форма была доведена до невообразимого неуставного совершенства. Сразу  бросилась в глаза ширина его разклешенных брюк, удлиненные манжеты на рукавах суконной рубахи, изысканные манеры почти офицерского поведения. Его целью был  репортаж, который должен был  потрясти руководителей газеты и всю флотскую общественность. Курсант-журналист Олег задал мне много самых различных вопросов на самые неожиданные темы. Я вспомнил свое детство, родителей, деда фронтовика, эпизоды спортивной жизни и своей морпеховской службы. После часовой беседы мы расстались. Корреспондент пообещал, что репортаж будет интересным.

Через несколько дней я заступил дежурным по батальонному камбузу. Наряд был не трудным, я всегда старался нести его так, чтобы ребятам всего хватало, чтобы пища была вкусной и наваристой, чтобы масла и сахара выдавалось по норме. Вечером перед самой сменой наряда в зал столовой неожиданно быстрым шагом вошел сам комбат. Он был строгим командиром, и суровым человеком, не церемонящимся с подчиненными.  Настроение у него в этот момент было очевидно плохое, помню только, что он сходу пошел в атаку. Гвардии майор сразу же выругал меня за чистоту пола в зале (хотя он был тщательно вымыт как раз перед его приходом!), недостаточный порядок в хлеборезке, невкусный ужин (который он не пробовал) и тому подобное. На прощанье офицер высказал в мой адрес много обидных слов. Апогеем его монолога  стало заявление о том, что сержантское звание мне было присвоено слишком рано, и самое лучшее место для несения мною наряда является посудомойка! От несправедливых слов у меня перехватило дыхание, от обиды сердце сжалось, настроение упало на нуль! Но помощь пришла  внезапно, откуда не ожидали. Из варочного цеха, переваливаясь с ноги на ногу, вышел начальник камбуза гвардии прапорщик Алиновский. Он был ветераном части, старшиной взвода обеспечения  батальона и  ответственным за столовую. Прапорщик  преградил дорогу комбату, и широко расставив ноги, глядя прямо в глаза начальнику, заявил, что я лучший в батальоне дежурный, неравнодушный к проблемам, возникающим во время выполнения своих служебных обязанностей. И вообще гвардии майор зря обидел достойного сержанта!

От неожиданности я онемел. Незаметно тихими шагами в зал вошел замполит. Он никогда при подчиненных не выяснял отношения с начальниками, но тут возникла не предвиденная ситуация. Комбат накричал и унизил избранного делегата съезда, чем это может закончиться, если не остановить конфликт. Шатохин взял комбата под локоть и вывел в предбанник столовой. Тихий разговор длился не более трех минут, после чего командир вернулся ко мне, и уже спокойным тоном высказал свои претензии. Не подав руки, он вышел из здания.

Не все сослуживцы радовались вместе со мной. Некоторым мешала зависть, некоторые скептически  относились к моим достижениям. Когда в «Страже Балтики» вышла курсантская заметка, то неутвержденный кандидат в делегаты матрос с «неуставной» фамилией (флотской комиссии она не понравилась) решил организовать ее обсуждения в клубе части во время просмотра программы «Служу Советскому Союзу!» Мне даже показалось, что тем самым он попытался высмеять и  унизить меня перед комсомольцами батальона. Но из этой затеи ничего путного не вышло, большинство ребят хорошо и не формально знали меня, и не поддержали моего недруга.

В начале марта в полк приехал ведущий художник картинной галереи имени Грекова Николай Соломин. Он прибыл в морскую пехоту писать портрет делегата 18 съезда ВЛКСМ с Балтийского флота. Меня вызвали в штаб, где вместе с его начальником и замполитом сидел гражданский человек с веселыми приветливыми глазами. «Это тот самый делегат от морской пехоты? Давай знакомиться!», - произнес он, и протянул мне свою руку с длинными ухоженными пальцами. «Меня зовут Николаем», - представился он. «Меня тоже Колей зовут», - улыбнувшись, ответил я.

Художник с замполитом определились, что местом работы  представителя студии имени Грекова, станет наш танковый тренажер. Забравшись в люк учебной башни, я облачился в танковый шлемофон и спасательный жилет, на время, превратившись в натурщика. Николай рисовал и постоянно разговаривал со мной, задавая вопросы и рассказывая о своей жизни. Через несколько часов он заметил, что мои глаза на картине получаются уставшими. Пришлось сознаться, что я недавно сменился с суточного дежурства. Художник сделал остановку в работе, и договорился с замполитом  о предоставлении мне необходимого отдыха.

Для того,  чтобы картина получилась более достоверной, понадобился и заряжающий, которого разместили рядом со мной. Я порекомендовал для этой роли нашего взводного художника Женю Миронова. Он был самым маленьким во всем полку, его рост составляет всего один метр шестьдесят четыре сантиметра. Но Женя был личностью творческой и незаменимым помощником  замполита и начальника разведки полка. И Николай быстро нашел общий профессиональный язык и со вторым натурщиком.

Он внимательно выслушал мой рассказ о Донецке и моих родных. Особенно искренне Соломин заинтересовался военной историей моего дедушки Алексея Петровича, который прошел боевой путь от Донбасса до Будапешта. Дед побывал в немецком плену после неудачного Харьковского наступления наших войск летом 1942. Зимой 1943-го года Петрович сумел бежать из концлагеря. Вернулся  в освобожденное от фашистов Енакиево, а  после общения с одноруким майором-военкомом  снова ушел на фронт.  В бою, при форсировании Днепра у Запорожья, получил серьезнейшее ранение  правого плеча. После выписки из бакинского госпиталя стал инвалидом второй группы. Мог остаться дома с семьей, но чувство праведной мести заставило воевать. Службу продолжил  в подразделении полковой разведки. Поиск врага, засады, разведка боем, взятие языков, стали повседневной работой шахтера с Донбасса. С боями и ранениями дед дошел до Венгрии, и чуть не погиб у озера Балатон, разведывая позиции фашистов. Только три разведчика из восемнадцати вернулись  с той операции. После войны он трудился на шахтах, и проработал под землей до самой пенсии, украсив свою мускулистую горняцкую грудь, орденом Трудового Красного Знамени, дополнив им и без того немалый фронтовой иконостас. В детстве я часто играл с его орденами и медалями.

Женя Миронов рассказывал нам о своем родном городе Боровичи, сказочно прекрасной природе Псковщины,  побудившей великого Пушкина к написанию многих поэтических шедевров, и о своем увлечении изобразительным искусством. Картина, Николаем, была нарисована в кратчайшие сроки. Художник пообещал нам, что она станет экспонатом студии имени Грекова, и слово свое сдержал! Репродукция этой картины вышла в журнале Министерства Обороны «Знаменосец» и неоднократно выручала меня в различных щекотливых ситуациях, даже при сдаче государственных экзаменов по предмету партийно-политическая работа. Она произвела сильное впечатление на самого начальника кафедры. После событий августа 1991 года, когда все советское, партийное и комсомольское резко вышло из моды, в бригаду балтийской морской пехоты пришло письмо, в котором говорилось о передаче картины в дар музею соединения. В 1994 году ее увидел тогдашний начальник береговых ракетных войск и морской пехоты Балтийского флота. Неравнодушен был генерал к различному флотскому имуществу, не уберегла судьба и мой портрет. Он был размещен полководцем в его кабинете на защищенном командном пункте флота. Там она находится и по настоящее время. Нынешний начальник сначала пообещал мне помочь в поиске картины и передаче ее в мой семейный музей, но до сих пор слово свое держать не хочет. И висит мой портрет над его головой, вызывая гордость у посетителей за танкистов морской пехоты, которых уже давно нет, ожидая того момента, когда будет назначен новый начальник, который возможно найдет для портрета другое более подходящее место.

В начале апреля 1978 года к КПП танкового батальона подъехала новая черная «Волга». Из нее уверенно вышел крупный седой мужчина в шикарном кожаном пальто с серьезным фотоаппаратом в руках. Я как дежурный по КПП подошел к прибывшему гражданину, что бы установить цель его прибытия. Представившись по всей форме, я обратил внимание, на то, как весело сузились глаза гостя, который произнес: «Вот так бывает – нужный человек появляется внезапно и неожиданно!»  Репортер «Комсомолки» Илья Гричер  -  персона в журналистских кругах не просто известная, он человек и автор коротких и точных в изложении репортажей с замечательным фотографическим сопровождением. На тот момент я этого не знал, но понял, что теперь обо мне может узнать весь Советский Союз и мой родной Донбасс!

Илья с иронией спросил, как бы я хотел выглядеть на его фото. На миг задумавшись,  я вспомнил, что еще ни разу не фотографировался, как настоящий разведчик в маскхалате. Москвич рассмеялся и сразу же согласился с моим пожеланием. Дежуривший по танковому батальону гвардии старший лейтенант Горенко, выдал мне из оружейной комнаты автомат, а баталер Леша Дудко нашел новый маскхалат. Вместе с Гричером мы пришли к парку боевых машин,  и там, на склоне холма, он заставил меня ползать по-пластунски, целиться из АК-74 с колена, подниматься в полный рост и  кричать «Ура!». Свой голос я срывал  минут двадцать пять, то вставая в полный рост, то приседая на корточки, то приподнимаясь поочередно то  на- левую, то на  правую ногу. Журналист посоветовал мне лихо заломить, берет, и выставить напоказ окружающим свою тельняшку. Они стали  главными атрибутами будущего снимка. Как и предыдущие журналисты, он попросил меня рассказать о себе. То совпадение, что я продолжил семейную традицию отца моряка и деда разведчика Великой Отечественной, станет главным лейтмотивом репортажа. Моя мечта о поступлении в военно-морское политическое училище тоже стала важным дополнительным штрихом, которым заинтересовался журналист. На прощанье Гричер коротко и лаконично сказал: «Жди в апреле!»

Закончился март, подходил к концу апрель, недоброжелатели ехидно посмеивались: «Ну что, где же долгожданный репортаж?» Уже вышла большая статья о сержанте командире танка из 11 гвардейской армии. Невольное ожидание становилось утомительным и даже тягостным, подогреваемым ежедневными вопросами по этому поводу от  отдельных личностей. Но горевать было некогда, подготовка к новым учениям и съезду, заполняла все  время моей  службы. Почти ежедневно с утра пораньше звучали учебные тревоги. Мы затемняли шторы казармы, за секунды одевались и бежали в парк боевых машин к своим танкам, неся в руках личное  оружие, ящики с пистолетами и ракетницами. В довесок мы тащили заряженные аккумуляторы. Выходы в районы сбора и рассредоточения отрабатывались почти еженедельно. Задачи периодически  менялись, но от этого становилось только интересней. Однажды, мы приняли участие в разведывательном поиске, сменив танковые комбинезоны на маскхалаты. В лесу под городом Светлым в районе рассредоточения разместились все подразделения полка. Наши БРДМы заняли свой участок, и замаскировались в специальных окопах, которые мы сами и вырыли. Командир взвода и начальник разведки поставили нам новую боевую задачу.

В ходе учений, мы рассредоточились по лесу, производя поиск. Уже в самом начале Алексей Дудко запрыгнул на ходу в бортовой Газон инженерно-десантной роты, и похитил целый ящик с пистолетами. Потом мы обнаружили позиции второго батальона морской пехоты. Саша Омельченко сумел незаметно изъять лежавшую возле палатки офицерскую сумку с документами и картами. А мы с Саней Аржановым задержали в лесу двух праздно бродящих бойцов-связистов, которые очевидно решили пройти по линии телефонной связи и полюбоваться окрестностями Балтийского леса. Парни сильно перетрусили, когда неожиданно из кустов прозвучала громовая команда: «Стоять!»  После окончания нашей операции, в полку поднялся большой шум. Начальник штаба гвардии майор Шерегеда, произвел серьезный разбор с командирами батальонов и отдельных подразделений, предупредив, что разведка дремать не будет, и продолжит практику проверки организации службы. Так продолжился рост авторитета наших разведчиков.

Частенько свободными вечерами мы укрепляли свое здоровье, развивая выносливость, силу и ловкость. То и дело пробегали километры по беговой дорожке, что лежала неправильным кольцом вокруг небольшого, как со временем выяснилось, Королевского озера. В далеком семнадцатом веке именно в нем искупался после высадки шведского десанта на прусское побережье шведский король Густав-Адольф, войска которого задержались на территории его кузена короля Пруссии на долгие двадцать лет!

Спортивный городок в танковом батальоне был небольшим, но располагающим всеми необходимыми спортивными снарядами. В один ряд стояли гимнастические перекладины, длинной дорогой располагались брусья, у земляного откоса разместились специальные скамейки для выполнения упражнений по укреплению брюшного пресса. Но моим любимым снарядом оставался канат. Тот самый канат, который был когда-то непреодолимой преградой, временно закрывавшей мне путь к секции борьбы самбо, и побудивший школьника к личному самосовершенствованию. Но уже на нашем батальонном спортгородке, я свободно лазал по канату без ног, так как в свое время требовал от меня и моих ровесников, желавших стать самбистами, легендарный донецкий тренер по самбо и дзюдо Юрий Зусер. Ежегодно дзюдоисты со всех концов света приезжают в Донецк на его именной турнир, добиваясь побед, или терпя поражения, но в целом испытывая себя на прочность. К своему стыду, я так и не научился подниматься по канату при помощи ног, хотя для многих других этот способ кажется гораздо более легким. А у меня осталась память о том самом тренере, у которого мечтал заниматься. Хотя сам он, даже если захочет, то не сможет найти в своей памяти меня и этого эпизода.  Но, как не крути, именно он сыграл свою роль, повлияв на всю мою дальнейшую жизнь. Канат укрепил мои мышцы и силу, которая помогала мне в преодолении не только физических трудностей.

Физкультура и спорт в жизни морского пехотинца занимают особое место. Поэтому и требования к выполнению норм ВСК (всеармейского спортивного комплекса) в нашем полку были особыми. Что не успевали отработать с молодыми морпехами наши офицеры и сержанты, то успешно завершали старослужащие. Те из молодых, кто не выполнял спортивные нормативы, в отдельных подразделениях, не ели масло на завтрак в будние дни, кроме выходных и праздничных. А те, у кого результаты в спорте двигались слишком медленно, были вынуждены  постоянно висеть на перекладине или бегать по спортгородку утром на физзарядке или вечером на физподготовке, сжимая то в левой, то в правой руке двадцати четырех килограммовую гирю, и так до победного конца! Так же страдал и наш молодой качок-заряжающий из исторического украинского города Коростеня гвардии матрос Шкроб. Именно там княгиня Ольга отомстила местному князю за гибель своего мужа князя Игоря, спалив город при помощи птиц. Когда через полгода Шкроб сумел перевернуться на перекладине в первый раз, над спортивной площадкой раздался истошный крик Тарзана. Сашка так и не понял, что произошло, но победа над собой стала важным этапом и в его флотской  жизни! Но желанное масло он стал употреблять в пищу только через полгода, выполнив установленный норматив.

Очередная учебно-боевая тревога сорвала разведчиков с места. Наша боевая техника, снятая с хранения была готова к выходу, колонны машин первой и второй роты плавающих танков вытянулись в направлении Восточной Гривы. Командиры, предвкушая интересную развязку событий, пытались общаться между собой по средствам радиосвязи. Резкий и в тоже время глуховато хриплый голос начальника штаба батальона, гвардии капитана Пестова, внезапно прервал нашу болтовню. Именно тогда, раз и

навсегда, все мы поняли, что маскировка бывает не только визуальной, есть еще и полное радиомолчание!

К сожалению, на этом мое участие в интересных учениях закончилось, потому что уже на следующий день, я должен был убыть в город Калининград для участия в мероприятиях, предваряющих участие в комсомольском съезде.

Батальон вышел в район рассредоточения, а я, собрав свой нехитрый воинский скарб и необходимую амуницию, получив нужные документы для предстоящей командировки, вышел на автобусную остановку поселка Мечниково. Автобус был наполовину пустым, и я сел на первое кресло ближе к двери возле центрального прохода. Передо мной открылась лента дороги и окаймляющий ее буковый лес. Деревья росли прямо на обочине, и создавалось впечатление, что это охраняющие ее солдаты. Позже мы услышали черные шутки по этому поводу. Народная молва говорила,  что все дорожно-транспортные происшествия в области происходят именно из-за этих самых деревянных «солдат вермахта»! На Балтийской заставе документы пассажиров проверили суровые женщины в форме военизированной охраны. Теперь можно ехать дальше в Калининград!

 

9

 

Помня инструктаж главного комсомольца полка, я вышел из автобуса на остановке возле областного драматического театра. Оглядевшись на месте, путем опроса местных жителей, узнал, где находится обком комсомола. Здание довоенной постройки, слабо освещенный коридор, рекреация с деревянными стульями. К установленному времени прибыли уже все комсомольцы представители городов и районов области, Балтийского флота и 11 гвардейской армии.

К нам вышел секретарь областного комитета ВЛКСМ Александр Курков, он приветливо улыбнулся, пожал всем руки, и порекомендовал прибыть в гостиницу «Калининград» для обустройства, и подготовки к вечеру знакомства. Работники обкома выдали нам программки комсомольского сбора, и так называемые карманные деньги. Гражданским делегатам повезло больше, они получили по сто рублей, мы военные довольствовались тридцатью.

         Стол в главном зале гостиничного ресторана был накрыт по- праздничному. Кроме вкуснейших закусок на столе стояли и всякие напитки. Прозвучали первые тосты. Сидевшие за столом делегаты повеселели, общение стало более свободным и раскованным.  Всего в составе делегации нас было девятнадцать человек. Это  были рабочие, колхозники, инженеры, учителя, учащиеся и военнослужащие. К сожалению, я уже не помню всех имен и фамилий. В моей памяти остались только некоторых из них. За столом сидели: руководитель делегации секретарь обкома комсомола Александр Иванович Курков, секретарь городского комитета ВЛКСМ Калининграда Владимир Иванович Крутиков, секретарь комитета ВЛКСМ Зеленоградска Владимир Владимирович Шегеда, лучший продавец области комсомолка из магазина «Силуэт» Люда Федорова, учитель средней школы №6 из Балтийска Лариса Мясникова, моя симпатия Таня Донскова, военно-морской летчик старший лейтенант Смирнов, сержант танкист из полка 11 гвардейской армии, студентка Калининградского университета Ирина, тракторист одного из калининградских колхозов, гвардии капитан - помощник начальника политуправления 11 армии, ученица одной из калининградских школ. В памяти отложилось мнение некоторых специалистов о том, что наша небольшая делегация отличалась от других самыми симпатичными девчонками.  

Курков  посадил меня рядом с собой. Через несколько минут застолья я заметил, что армейский делегат сержант-танкист грустно ест, глядя в свою вилку и искоса поглядывая, то на меня, то  на своего капитана.

Повернувшись к Александру Ивановичу, я посетовал на неравноправное положение  делегатов присутствующих за столом, и первый секретарь порекомендовал старшим представителям прекратить демонстрировать свое преимущество, все делегаты должны быть равны независимо от должностей и воинских званий! К счастью, моим куратором был военно-морской летчик из Быхова, спокойный и рассудительный старший лейтенант Смирнов.

         Заиграла музыка, солист местной ресторанной группы запел. Наибольшей популярностью в ходе вечера пользовалась песня из репертуара группы «Апрель» «Остановите музыку!» Мы весело танцевали быстрые танцы, знакомились с девчонками нашей делегации, приглашая их на медленные. На вечере было весело, как на празднике. Мы без проблем перезнакомились друг с другом, скованность и зажатость, как рукой сняло.

         Пробыли мы в Калининграде три дня. Совершили прекрасную автобусную экскурсию по городу и области, посетили могилу Канта, осмотрели развалины Кафедрального собора, бункер генерала Ляша, побывали на форте №5, познакомились с экспозицией музея «Янтаря». Нас встретил еще старый областной историко-художественный музей, который находился на улице Горького, посмотрели на Калининград с командного пункта 11 армии, возложили гвоздики к памятнику 1200 гвардейцам, у мемориала павшим советским воинам в поселке Русское, посетили музей янтарного комбината.  Мне очень понравился Калининградский зоопарк с памятниками участникам его штурма.  Мы встречались с известными людьми, ветеранами войны и труда, передовиками производства. В обкоме КПСС побеседовали с его первым секретарем, легендарным партийным руководителем Коноваловым. Седой импозантный мужчина внимательно выслушал рассказ Куркова, наши вопросы и отзывы о подготовке к съезду, рассказал о перспективах развития Калининградской области, посоветовал нам обязательно посетить в Москве некоторые достопримечательности. Вспомнил он и о гвардейских морских пехотинцах Балтийского Флота. «Большое и хорошее дело осуществляют  ребята, отлично справляются с боевыми задачами на берегу и в дальних морских походах!  По больше было бы таких полков!», - сказал он. Разговор был доверительным и добрым, и обстановка в кабинете царила теплая, с положительными впечатлениями мы вернулись в гостиницу.

Вечером вновь собрались на ужин за широким ресторанным  столом, снова  общались, танцевали. Сегодня мне кажется, что тогда солистом вокально-инструментального ансамбля, который выступал с ресторанной сцены, мог быть, на тот момент еще неизвестный для нас и для всей страны, Олег Газманов.

         Неожиданно к нашему столу подошел один из официантов, сообщивший мне о том, что в фойе гостиницы меня дожидается какой-то капитан-лейтенант. Сначала я подумал, что это начальник военного патруля, заметивший моряка срочной службы через стекло гостиницы, но выйдя за двери ресторана, я увидел корреспондента флотской газеты «Страж Балтики», который во время нашей экскурсии в областной историко-художественный музей подходил ко мне и предлагал встретиться для взятия интервью. Мы поднялись в мой гостиничный номер, и в течение целого часа провели интересную беседу. Газета с репортажем вышла перед самим нашим отъездом в Москву. Несколько экземпляров выпуска корреспондент принес прямо к поезду.

         Отъезд калининградской делегации в столицу был торжественным. Наш автобус от самой гостиницы «Калининград» сопровождал целый кортеж автомобилей. Кроме комсомольских и партийных работников нас  провожали комсомольцы Калининградского университета и школьники. Приятное впечатление произвело на нас  приветствие пионеров из Черняховска. На вокзальном перроне  ко мне подошел сам начальник береговых и ракетных войск Балтийского Флота полковник Ампилогов. Он пожал мою руку и пожелал счастливого пути и успехов в ходе работы съезда. В купе расселили по интересам, возрасту, профессии и с учетом гендерного принципа. Поездка была веселой и не утомительной. В то время мы жили в  великом и могучем Советском Союзе, тогда не было границ, таможен, утомляющих ночных проверок документов. Принимать пищу, мы ходили в вагон-ресторан. Первый обед был очень веселым, поднимали тосты за Родину, партию и комсомол. В купе продолжали общение. Кто-то читал, кто-то играл в карточного Кинга, кто-то смотрел в окно, а кто-то вел беседы на самые различные темы. Просочилась и секретная информация о том, что нас в поездке самым серьезным образом охраняют представители специальных служб. Но на протяжении всего пути мы их так и не заметили – профессионалы!

 

10.

 

В столицу нашей Родины мы прибыли утром 22 апреля 1978 года в день рождения Ленина. На Белорусском вокзале нас встречали хлебом-солью шефы Калининградской области комсомольцы одного из московских научно-исследовательских институтов. Девушкам делегатам они дарили букеты красных гвоздик, а нам вручали интересные сувениры (я до сих пор храню сувенир-парусник, изготовленный московскими умельцами). После передвижения по знаменитому перрону Белорусского вокзала под мелодию марша из одноименного художественного фильма нас усадили в специальный автобус, который   отправился в гостиницу «Россия». Там предстояло прожить до 29 апреля – конца работы молодежного форума страны. Чтобы отметить заботу организаторов съезда о делегатах, хочу вспомнить о том, что находясь еще в Калининграде, мы уже знали номера своих комнат в гостинице. Для нас делегатов в «России»  была развернута работа специальных магазинов, киосков и буфетов. Наш номер с сержантом танкистом выходил окнами во двор гостиницы. Окна наших руководителей выходили на реку Москву с замечательными московскими пейзажами.  Еще, будучи в Калининграде, сержант танкист пытался склонять меня к выпивке в номере, но после одного случая, наши интересы по этому вопросу разошлись. Я мог себе позволить пообщаться со своими братьями моряками или делегатами земляками дончанами, но без его участия. Настойчивость коллеги, на мой взгляд, объяснялась излишним контролем со стороны его общевойскового капитана-комсомольца, который сопровождал своим всевидящим оком, каждое движение вилки сержанта за столом. Мой куратор – военно-морской летчик из Быхова отличался идеальным спокойствием и ко мне относился с доверием, и я в ответ на это ни разу его не подвел. Расстались с гвардии старшим лейтенантом Смирновым мы по дружески, соблюдая все уставные требования.

После размещения в гостинице мы отправились в Кремль на регистрацию и мандатную комиссию. Уже возле собора Василия Блаженного нас остановили милиционеры, проверявшие документы делегатов, вторая проверка ожидала в арке Спасской башни. В период работы съезда третья проверка документов проводилась и  на входе во дворец съездов, а четвертая при входе в сам зал заседаний. Но сегодня было 22 апреля - день рождения Ленина, и нам посчастливилось посетить кабинет вождя. Это историческое место всегда показывали только почетным гостям страны, как выяснилось, именно такими гостями стали и мы делегаты Всесоюзного форума молодежи. В Георгиевском  зале  мы прошли регистрацию и мандатную комиссию. Там каждому делегату был выдан дипломат с полным набором необходимых канцелярских товаров, полное собрание сочинений Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И Брежнева, парфюмерный набор, памятные ручные часы и настольная медаль. Так же  каждому делегату выдавалось по сто рублей на карманные расходы. Главным нашим документом с того момента стал мандат делегата 18 съезда ВЛКСМ вместе с одноименным значком, который я храню до сих пор.

         Времени на раскачку у меня не было, перед делегацией калининградских комсомольцев стояли задачи выполнения культурного плана. Мы были должны посетить ряд музеев, театров и концертных залов города  Москвы. Не смотря на дефицит времени, я успел привести в порядок свою морпеховскую форму, и выполнил свою первую задачу, посетив первого комиссара пехотной дивизии сформированной в период Великой Отечественной в Омске зимой 1942 года, в которую на тот момент  входил наш полк. Биография комиссара Василия Георгиевича Белугина была очень богатой. Будучи сотрудником российской  чрезвычайной комиссии, он встречался с Владимиром Ильичом Лениным, Феликсом Эдмундовичем Дзержинским. Комиссар активно участвовал в гражданской войне, вместе с Котовским боролся с бандами Антонова на Тамбовщине. Зимой 1942 года солдаты сибиряки прибыли в Сталинград, и с честью выдержали свой первый фронтовой  экзамен! Дивизия прошла славный боевой путь от стен Волжской твердыни до Берлинского рейхстага. В настоящий момент легендарное соединение носит почетное наименование Рогачевская и входит в состав Вооруженных Сил республики Беларусь. Ее военнослужащие всегда внимательно смотрят военные парады из Москвы, и при прохождении по Красной площади балтийской морской пехоты они с гордостью говорят: «Наши идут!»

         Руководители калининградской делегации знали о моем индивидуальном плане, и помогли с вызовом служебной «Волги», которая доставила гвардии сержанта морской пехоты к станции метро «Лермонтовская». Во дворе  военной комендатуры московского гарнизона, находился пятиэтажный дом, в котором и проживал ветеран. Девчонки из нашей делегации отдали мне все свои гвоздики, подаренные им при встрече на Белорусском вокзале. Я быстро вычислил нужную квартиру. В дверях меня встретила дочь комиссара. Она позвала пожилого седого мужчину. Опираясь на трость, Василий Георгиевич подошел ко мне. После приветствия я вручил ему букет алых гвоздик. Реакция ветерана была предсказуемой. Мой внезапный визит, для первого комиссара, стал неожиданностью, но как мне показалось, весьма приятной. Мы выпили чая с печеньем и поговорили об учебно-боевых задачах нашего полка. Первый комиссар серьезно болел, но разговор об однополчанах, как мне тогда показалось, стал для него тем бальзамом, который заставил забыть о своей хвори, и помог вернуться в бурную и насыщенную интересными событиями молодость. Он рассказал о том, что продолжает работать с молодежью, пионерами и школьниками Москвы и Московской области, посещает воинские части и военные училища. Простились мы почти по-родственному. Комиссар пожал мне руку и по-отечески обнял. Я пожелал ему крепкого морпеховского здоровья.

         Уехать на спектакль в театр кукол имени Образцова со всей делегацией, я не успел. Со мной отстали от делегации еще две девчонки, которые заезжали к родственникам. Мы вышли во двор гостиницы и взяли такси, которое быстро домчало нас до знаменитого на весь мир здания. В зал мы вошли перед самым открытием занавеса. Представление было веселым, его финалом стала свадьба главных героев, в тоже время спектакль имел глубокий философский смысл, очень поучительный для молодежи. В период антракта меня поразила высокая организация сотрудников театра. В холле нас встречали различные сказочные персонажи. Обслуживание зрителей в буфетах было настолько быстрым и четким, что в нескольких очередях стояло не более чем по пять человек. Все успевали быстро купить кофе, бутерброды или что-либо  другое на свое усмотрение. После второго звонка столики были уже пустыми, а все зрители уже сидели на своих местах и ожидали продолжения представления. Зал был заполнен еще до третьего звонка, опоздавших не было! После завершения спектакля сам Образцов попросил остаться делегациям из Грузии и Калининградской области. Очевидно, все остальные участники съезда в этот день посещали другие  московские театры. Трудно определить, кому из нас тогда повезло больше. Но многие завидовали тем,  кому удалось посетить Большой театр или театр на Таганке. Позже мы узнали, что наши руководители, побывали на Таганке, посмотрев спектакль по мотивам шекспировского «Гамлета». Они горячо обсуждали игру Владимира Высоцкого, исполнявшего   роль принца датского, при этом одетого в простой спортивный костюм и сланцы. С приветственным словом к нам обратился сам руководитель легендарного театра кукол. От имени присутствовавших делегатов с короткой философской речью выступил представитель солнечной Грузии, профессор Тбилисского университета. Его витиеватое за мудреное, как кавказский тост выступление прозвучало красиво и тепло. Наши бурные и не продолжительные аплодисменты обозначили всеобщее согласие и поддержку.

         23 апреля все делегации заторопились в Александровский сад, там выстраивалась колонна для посещения мавзолея Владимира Ильича Ленина. Среди идущих в ее рядах делегатов я увидел известных всей стране людей. Это были космонавты, актеры, выдающиеся спортсмены и ветераны Великой Отечественной войны. В мавзолее я был уже не в первый раз, но это посещение вновь пробудило во мне самые яркие чувства, которые уже охватывали меня несколько лет назад, когда вместе с отцом и мамой мы впервые приехали в Москву.

Каждый делегат имел в своем распоряжении справочники, в которых были указаны места проведения выставок, посвященных 18 съезду ВЛКСМ, театры и концертные залы, кинотеатры, цирк, музеи, выставки, библиотеки и спортивные сооружения. Прежде чем принять участие в экскурсиях по столице и ее музеям, мы с моряками делегатами со всех флотов собрались у арки Спасской башни. Несколько минут назад прозвучали куранты,  и произошла смена почетного караула у мавзолея. Стройные и подтянутые караульные, вместе с разводящим офицером, четким ритуальным строевым шагом направились  в караульное помещение. Они приближались к нам с максимальной скоростью. Вот тут-то и могла произойти опасная ситуация. Мы стояли стеной, ведь мы же флот! Они приближались, а мы и не собирались уступать дорогу! Позже каждый из нас понял, чем могло это закончиться, если бы не дежуривший возле входа в ворота милиционер. Он сразу сообразил, что свисток на нас особого впечатления не произведет, и, выскочив из караульной полосатой будки, буквально сдвинул нашу группу  с пути следования караула.

Переполняемые эмоциями мы поспешили к нашим экскурсионным автобусам. В первую очередь мы посетили музей Ленина и экспозиционную выставку, посвященную боевому пути комсомола. Наш туристический московский маршрут завершился на ВДНХ. Во время посещения павильонов выставки я пообщался с делегатами североморцами, все они через несколько месяцев вместе со мной станут абитуриентами Киевского высшего военно-морского политического училища. Московские шефы Калининградской  делегации сопровождали нас на протяжении всех походов и поездок, они были настоящими гостеприимными и добродушными хозяевами. Многими калининградцы обменялись с ними адресами и телефонами.

         24 апреля все участники нашей делегации распределились по профессиональной принадлежности и направились в свои министерства и ведомства для встречи с их руководителями. Мы со старшим лейтенантом Смирновым и секретарем обкома ВЛКСМ Калининградской области Курковым прибыли в Главный штаб ВМФ. Первым перед делегатами выступил начальник Политического управления ВМФ адмирал Гришанов. Особое  внимание он уделил шефству комсомола над флотом. Перед военным советом выступали матросы, мичманы и офицеры делегаты съезда. Конкретные предложения высказал помощник начальника политотдела соединения атомных ракетных подводных лодок, одна из которых стала инициатором социалистического соревнования на военно-морском флоте. Много интересного высказал делегат, представлявший первый советский авианесущий корабль – тяжелый крейсер «Киев». Перед нами выступили первые секретари региональных обкомов ВЛКСМ из Крыма, Челябинска, Приморского края, Мурманской и Калининградской областей. Они вручили памятные сувениры Главкому ВМФ СССР адмиралу флота Советского Союза Сергею Георгиевичу Горшкову. В ответном слове он отметил возможность подготовки комсомольцев к военной службе на флоте в системе ДОСААФ, и направление их служить по комсомольским путевкам на конкретные корабли и воинские части. За работу с молодежью он поблагодарил присутствовавших на приеме секретарей областных комсомольских организаций. Во время выступлений прозвучали предложения продолжить называть новостроящиеся боевые корабли комсомольскими именами. Курков предложил дать имя новому боевому кораблю для Балтийского флота - «Калининградский комсомолец». После приема нам посчастливилось встретиться с моряками ветеранами Великой Отечественной войны. Мы сфотографировались вместе с Героем Советского Союза вице-адмиралом Алексеевым. Позже репортаж о мероприятии был опубликован вместе с фотографиями в журнале «Морской сборник».

         В праздничном тираже «Комсомольской правды», который вышел в этот день специально для делегатов съезда мы нашли небольшую усеченную заметку с моим небольшим фотопортретом и текстом сделанным журналистом Ильей Гричером. Я немного расстроился, ведь ожидал чего-то более значимого. Успокаивало то, что моя фотография была рядом с фотографией олимпийского чемпиона по дзюдо Владимира Невзорова из Майкопа, который тоже стал делегатом.

 После ужина в ресторане гостиницы «Россия» все мы отправились в Лужники в Ледовый дворец на спортивный праздник, посвященный съезду.

На момент нашего прибытия уже прошли показательные выступления воинов воздушно-десантных войск. Как подтверждение их боевых умений в проходах были выставлены тележки с разбитыми красными кирпичами. Девушки из нашей делегации весело спрашивали у меня о том, смогу ли я сделать тоже самое. Честно говоря, на тот момент я сделать этого еще не мог. Нас этому  не учили, но через полтора месяца, для того, что бы, ни уронить честь морской пехоты, я крушил кирпичи в учебном лагере Киевского высшего военно-морского политического училища в Лютеже. Я научился разбивать их сам, и научил этому нехитрому делу участников детского военно-патриотического лагеря «Альбатрос». На возросший бой кирпича тогда бурно отреагировали руководители стройки, которая проходила на территории нашего лагеря. Они обратились с жалобой непосредственно  к начальнику  училища. Начальники лагерного сбора дипломатично  меня поправили. В результате,  пришлось исключить этот элемент из программы подготовки юных моряков.

Во время ледового праздника мы увидели много интересного, связанного с зимними видами спорта. Особенно мне понравилась шахматная партия Анатолия Карпова и юного шахматиста чемпиона Москвы. В роли шахматных фигур были юные фигуристы, а участники матча перемещали королей, ферзей и коней с места на место, деликатно держа их за руку. По-моему эта встреча окончилась ничьей. Победила дружба!

Солнечным утром двадцать пятого апреля всей делегацией мы двинулись в Кремлевский  Дворец Съездов. Ко мне, быстрым шагом,  подошел наш калининградский делегат от Зеленоградска Владимир Шегеда. Он протянул мне только что вышедший экземпляр «Комсомольской правды» от двадцать пятого апреля 1978 года, в котором была напечатана лаконичная, но  очень интересная заметка под названием «Делегат Балтики». Она была исполнена вместе с  моей фотографией. На фото я поднимался в атаку на фоне морской десантной высадки. Моему  ликованию не было предела, и переживаниям по поводу выхода заметки, тоже пришел конец. Сбылось! И произошло это в день открытия съезда!

Вечером этого апрельского дня мой отец после трудной шахтерской смены поднялся на-гора. В раздевалке к папе подошел знакомый горняк из его бригады по имени Саша, он с веселой чумазой улыбкой спросил: « У тебя сын Николай? Он  служит в морской пехоте? На Балтийском флоте?»

«А ты откуда знаешь?», -  вопросом на вопрос ответил папа. «Это он?», -  спросил Александр, протягивая ему измятую «Комсомолку» в которую он, очевидно, заворачивал свой шахтерский тормозок (скромный обед).

Не смотря на то, что к вечеру все газеты в киосках «Союзпечати» Донецка всегда распродавались, отец ринулся на поиски. И только «за тридевять земель» на привокзальной площади, в одном из киосков он нашел последнюю еще не проданную газету. Сначала папа принес заветный экземпляр домой и  показал ее родным и соседям.  А уже на следующий день поехал в гости к дедушке Алексею Петровичу и бабушке Лидии Николаевне, обрадовать стариков. Дед-ветеран прочел заметку сдержано, но слез сдержать не смог, поддержала его в этом и бабушка.

 

11.

 

Пройдя три проверки документов, мы вошли в легендарный Дворец Съездов. Глаза разбегались, вокруг было много известных на всю страну людей. Девушка из нашей делегации Таня Донскова подошла ко мне и попросила подержать ее дипломат. Я остановился у входа на свой сектор. Неожиданно ко мне подошел журналист и спросил: «Ты хочешь, чтобы тебя увидели на страницах журнала «Советский воин»? «Конечно, хочу!», - радостно воскликнул  я, вспоминая приказ командира полка. В другом конце зала на одном из диванов уже сидели военнослужащие с разным цветом погон из разных родов войск. Среди них был десантник из дивизии ВДВ дислоцированной в городе Чирчик, что в Узбекистане, старший матрос с Новой Земли, мичман с атомной ракетной подводной лодки с Камчатки, курсанты военных училищ. На делегатских часах время показывало 09.50, прозвучал первый звонок, но корреспондент и не собирался нас  отпускать. А когда время вышло, он посетовал на его нехватку, и отпустил нас всех в зал, обещая собрать вновь.

Я устремился к входным дверям, для того, чтобы занять свое место на балконе. Но не тут, то было! Возле входа в сектор стояла заплаканная Таня, которая потеряв всякую надежду, пыталась в чем-то убедить двух импозантных молодых людей в гражданских модельных костюмах. Увидев меня, она с горечью сказала, что ее мандат, лежит в ее дипломате, который находится у меня в руках. Не подкупила сотрудников КГБ и моя морпеховская форма, и в зал нас сразу не пустили, а ведь это могло стать для нас чрезвычайным происшествием, ведь наши кресла оставались пустыми! Но слезы Тани, все-таки сыграли свою роль, и охранники после коротких переговоров между собой, все-таки разрешили нам войти в маленький тоннель, из которого мы могли подняться в сам зал. Но делать этого до окончания отчетного доклада они нам с Таней строго настрого запретили. Пришлось слушать отчетный доклад  первого секретаря ЦК ВЛКСМ, стоя на ступенях, за входной дверью, то и дело, успокаивая Танюшу, и вытирая своим белым носовым платком ее горькие слезы.

На перерыве мы прошли на свои места, как оказалось, нашу делегацию уже сфотографировали. Кстати у каждого из нас  был график фотографирования делегаций на съезде. Я успокаивал свою подругу по несчастью, сетуя о том, что будет, о чем вспомнить в старости. Курков выслушал мои объяснения, и предостерег нас от последствий будущих встреч с безответственными журналистами. Сухопутный  капитан-комсомолец из 11 армии, попытался воспитывать меня, но я предложил ему заняться этим процессом со своим сержантом танкистом.

Совсем рядом с нами через перегородку размещались кресла делегации Дагестана. Наши девчонки заметили пришедшего к своим землякам Расула Гамзатова. Их подведенные глаза засветились от радости, но добраться до легендарного поэта мешал барьер, который перепрыгнуть мог только я. Если честно, то особого желания мешать этой встрече у меня не было, но наши красавицы, сыграли на том, что я морской пехотинец. Пришлось перемахнуть через препятствие. Гамзатов посмотрел на меня без особой радости, но перед моей просьбой дать автограф не устоял.

 

12

 

В адрес 18 съезда ВЛКСМ поступали многочисленные приветствия от комсомольских организаций, комсомольско-молодежных коллективов всесоюзных ударных строек, молодых рабочих и колхозников, воинов Советской Армии и Военно-морского Флота, пионеров и школьников, то партийных и профсоюзных органов, министерств и ведомств, ветеранов партии и комсомола, героев труда и войны, деятелей науки, литературы и искусства, от трудящихся нашей Родины, рапорты комсомольских и пионерских организаций. Президиум 18 съезда счел необходимым информировать об этом нас делегатов. Для этого была выпущена брошюра, которая входила в набор нашего портфеля-дипломата. Нашему вниманию был представлен проект состава руководящих органов съезда, порядка дня и регламент его работы. Мы могли ознакомиться с предполагаемым составом мандатной комиссии, секретариата и президиума. Еще одна брошюра содержала список зарубежных гостей, прибывших на 18 съезд Всесоюзного Ленинского Коммунистического союза молодежи. Каждый делегат имел полное право самостоятельно записаться для участия в прениях и вносить свои предложения, связанные с работой съезда. Для этой цели в каждом делегатском наборе были специальные записки, для написания вышеперечисленного. Интересная информация  была и  в самой яркой брошюре «ВЛКСМ от съезда к съезду». В ней  анализировалось участие комсомола в деле строительства коммунизма в СССР. Ее эпиграфом были слова «60 лет под знаменем Ленина, под руководством коммунистической партии». Ленинская цитата: «Быть членами союза молодежи значит вести дело так, чтобы отдавать свою работу, свои силы на общее дело… только в такой работе превращается молодой человек или девушка в настоящего коммуниста» перекликалась с высказыванием Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнева: «Продолжая славные традиции своих дедов и отцов, комсомольцы, девушки и юноши идут в первых рядах строителей коммунизма, мужают в труде, учатся управлять хозяйством, руководить делами общества и государства, в их руках – будущее страны. И мы уверены – это надежные руки. » Этапами великого пути комсомола стали: годы гражданской войны, первые пятилетки, Великая Отечественная война, послевоенные годы, пятидесятые и шестидесятые годы, годы семидесятые стали показателем возрастающей роли ВЛКСМ как организатора молодежи, активного помощника и резерва партии на всех участках коммунистического строительства. На знамени комсомола гордо сияют его награды: ордена Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, три ордена Ленина и орден Октябрьской Революции.

Год работы 18 съезда явился третьим ударным годом десятой пятилетки, годом 60-летия Вооруженных Сил, годом 11 Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Гаване, годом 60-летия ВЛКСМ. К началу работы съезда в составе комсомола состояло уже 37049112 комсомольцев. Они были представлены всеми категориями советской молодежи: рабочими, колхозниками, служащими и учащимися.

В прениях по отчетному докладу выступали многие делегаты, председатели мандатной и ревизионной комиссии, секретарь комсомольской организации города Москвы. Не смотря на то, что в настоящее время имя Леонида Ильича Брежнева звучит в ироничных тонах. На тот момент нам так не показалось. Генсек вышел к трибуне бодрым моложавым шагом, выступал ясно и высказывал  много правильных и нужных мыслей, которые на мой взгляд, актуальны и по настоящее время!  Главная задача, которую поставил перед комсомолом Леонид Ильич, состояла в борьбе за эффективность и качество. Она должна была стать программой воспитания на многие годы. Это означало работать на совесть, результат и эффективность, организовывать труд на каждом участке, бережливо относиться к социалистической собственности, создавать такую морально-психологическую атмосферу, чтобы положение лодырей и прогульщиков было нетерпимым. Он пообещал строго спрашивать с хозяйственных руководителей, но самым главным должна была стать заинтересованность каждого комсомольца. А для этого нужна творческая инициатива. Особое внимание он обратил на комсомольские стройки в Восточной Сибири и Тюменской области. Их территория равна территориям Великобритании, Франции вместе взятых. Тюменскими запасами нефти нашей стране придется жить очень долгие годы. Брежнев указал, что скоро наступит новый, более сложный этап развития Западной Сибири. Это именно те участки, куда необходимо было направить основные силы комсомола. Главным компасом молодежи должно было стать марксистско-ленинское учение. Большое внимание он уделил нравственному воспитанию. По его мнению, важным участком воспитания должна была стать борьба с духовной скудностью, пьянством и хулиганством. А центральным направлением – повышение культурного и жизненного уровня людей. Он отметил, что материальное богатство не должно стать самой целью, главное - обогащение внутреннего мира человека и  нетерпимость к проявлению формализма. Особое внимание Леонид Ильич обратил на Вооруженные Силы, где молодежь проходит большую закалку. Там она не только усваивает дисциплину, но и проявляет настоящий героизм. Во время поездки по Сибири и Дальнему Востоку он обратил внимание, как охранялась наша граница. Генсек высказал свое мнение о том, что дело ее защиты находилось в надежных руках! Молодые люди, охраняющие мир и покой, имеют все необходимое, для того, что бы выполнять свою замечательную миссию. Обеспечить мир на Земле – один из важнейших принципов нашей страны. Разрядка это не лозунг, главная задача – добиться ликвидации военной опасности, уменьшение угрозы ядерной войны. Для этого необходимо сдержать гонку вооружений, бороться за соглашение о запрещении испытаний ядерного оружия. Генеральный секретарь заверил, что СССР приложит все силы в борьбе против создания самого антигуманного оружия – нейтронной бомбы. Европа должна стать континентом мира и сотрудничества. И не одно государство не сделало в этом вопросе больше чем наша страна. И если кто-нибудь думает, что Советский Союз изменит свой курс под воздействием различных доктрин – глубоко ошибаются! Наше будущее – счастье свободного труда на мирной планете! Это выступление я набросал тезисами, но согласитесь, сколько актуальных на настоящий момент проблем и задач, он высказал! Тех задач, которые тогда успешно решал комсомол!

Каждый перерыв между заседаниями был для нас маленьким праздником! На всех этажах Дворца съездов выступали такие вокально-инструментальные ансамбли как «Самоцветы», «Пламя» и «Песняры».  После длительного многолетнего отсутствия  на телевизионном экране, именно на 18 съезде ВЛКСМ, я снова увидел легендарного ведущего КВН и многих других телевизионных программ Александра Маслякова, который, кстати, в день завершения работы съезда предложил мне поучаствовать в съемках репортажа для программы «Время». Само общение с делегатами было интереснейшим занятием. Я встречался с моряками и братьями морскими пехотинцами с Балтийского, Северного, Тихоокеанского и Черноморского флота. Мы обменивались значками и адресами. Ко мне, как к какой-то «звезде» постоянно подходили простые делегаты ребята и девчонки, с просьбой оставить для них свой автограф. Некоторые из этих встреч были зафиксированы средствами массовой информации. На протяжении длительного времени я не переставал узнавать себя на фотографиях в журналах «Советский воин», «Морской сборник», «Знаменосец», фотоальбомах посвященных Военно-морскому Флоту и Балтийскому Флоту, в «Ежегодниках», в газете «Красная Звезда», и конечно в родной флотской газете «Страже Балтики».  Там были зафиксированы эпизоды  общения с девочкой делегатом от комсомольской организации Башкирии, моряками и морскими пехотинцами с Черного моря, Севера и Тихого океана. Мне оставляли свои автографы летчики-космонавты, такие как  дважды Герои Советского Союза Леонов,  Шаталов, и Береговой, олимпийские чемпионы по гимнастике Николай Андрианов,   художественной гимнастике  Ирина Дерюгина и  Галима Шугурова, по вольной борьбе Леван Тедеашвили,  ветеран Великой Отечественной войны трижды Герой Советского Союза маршал авиации Покрышкин. Встреч с интересными людьми было гораздо больше, чем вспомнил я сейчас. Это были   самые яркие и памятные впечатления.  Хочу сказать, что вокруг нас царила  незабываемая атмосфера, которую я сохраняю всю свою жизнь.

За время работы форума, я неплохо изучил Дворец Съездов, обошел все его залы и палаты. Отдельным штрихом хочу отметить организацию питания делегатов в обеденных перерывах. Прямо во дворце во многих залах стояли столы, накрытые самыми разнообразными блюдами. Именно здесь мне удалось сравнить вкус красной и черной икры. Каждый делегат принимал пищу, и только после этого подходил к буфетчице для расчета. Все честно говорили ей о тех блюдах, которые съедали. Случаев обмана зафиксировано не было! Со съезда я мог бесплатно отправить посылки своим родным в Донецк. Помню, что в 1978 году в нашей стране были проблемы с шоколадом, и мне посчастливилось отправить посылки со сладостями своим родным. Я обеспечил своих друзей сослуживцев, уважаемых мною офицеров части фломастерами, которые на тот период были серьезным дефицитом.

Опозданий с моей стороны в зал заседаний Кремлевского дворца больше не наблюдалось. Элегантные охранники каждый раз с юмором отмечали мою точность, сравнивая ее с американской. Тот самый журналист «Советского воина», который очень подвел нас в самом начале работы съезда, наверно решил реабилитироваться. Во время одного из перерывов он собрал группу военнослужащих у входа во дворец для фотографирования. Мы должны были идти группой рядом друг с другом, и в непринужденной обстановке вести беседу. Среди нас был моряк с ТАКР «Киев» Коля Баринов, курсант Ленинградского общевойскового командного училища имени С.М. Кирова, курсант Ленинградской военно-медицинской академии, ребята представители воинских частей и соединений Вооруженных Сил. Я шел вторым с правого края, но так случилось, что разговор со мной заинтересовал окружающих военных. После фотографирования курсант кировец подарил мне на память интересную книгу о янтаре. После разговора с Масляковым о съемках, я старательно подготовил речь, с которой успешно выступил на камеру для программы «Время». Все это покажут 1 мая по Всесоюзному телевидению. К сожалению,  в этот момент, после возвращения из поездки, я отдыхал, прибежавшие в расположение ребята успели только сообщить мне о  показе, но посмотреть эпизод мне самому так и не довелось! А в это время в Донецке, папа тоже прилег отдохнуть возле телевизора, устав после шахтерской смены. Проснулся он от громкого стука в окно, быстро вскочив, он увидел радостное лицо нашего соседа дяди Толи Блинова, который жестами показывал на телевизионный экран. Когда отец включил телеприемник, программа «Время» уже заканчивалась, ему пришлось ограничиться рассказом соседа. Но наш репортаж посмотрели дедушка Алексей Петрович, и бабушка Лидия Николаевна. Бабушка обнимала телевизор и целовала экран. Посмотрели его в Балтийске, в Калининграде и мои друзья сослуживцы, и недруги, и командиры, и начальники различных рангов.

Трогательным было прощание со столицей. Белорусский вокзал предоставил в наше распоряжение калининградский поезд «Янтарь». Проводить нас прибыли шефы из московского научно исследовательского института. Простились мы и с Таней Донсковой, она оставалась в Москве у своей мамы, я кричал ей из окна какие-то теплые слова, махал снятым с плеч форменным воротником, помню, что она плакала…

Больше мы никогда не встречались, но осталась память о красивой очень доброй девушке, которая была очень хорошем человеке, с ней меня познакомил съезд комсомола. Был солнечный первомайский день. Встречали нас в Калининграде по-разному, кого руководители, кого родные и близкие. Меня приехал встретить помощник начальника политотдела по комсомольской работе гвардии старший лейтенант Мелешин на автомобиле командира полка. Встреча прошла тепло и не наиграно. В Балтийске в штабе полка меня ожидал сам начальник политотдела гвардии майор Абрамов. Он с интересом расспрашивал  о съезде, ориентировал на то, что придется много  ездить по воинским частям и кораблям с выступлениями. Я был готов ко всему. На радостях я сразу же подарил гвардии майору полное собрание произведений Л.И. Брежнева. Он такого подарка не ожидал и несказанно обрадовался. В Балтийске к командиру нашего полка гвардии подполковнику Соломеннику меня повезли прямо домой на улицу Невского. Тогда мобильных телефонов не было, и встретил меня командир по-домашнему. Его жена накрыла столик, он достал бутылку «Столичной». Первым был тост за успешное завершение мероприятия, вторым тостом он поблагодарил меня за строгое и точное выполнение его приказания. Дело в том, что я попал на страницы не только флотской, но и Всесоюзной печати, меня уже сняли для программы «Время». Где я достойно представил родной полк и всю морскую пехоту Советского Союза. После короткого застолья, он отдал приказ Мелешину о предоставлении мне времени для отдыха. Приехав в батальон, я лег спать, и проспал до вечера, прозевав программу «Время» с моим участием.

Потом были поездки к береговым ракетчикам в поселок Донское, пограничникам на Балтийскую косу, на корабли в Военную гавань, к комсомольцам Светловского судоремонтного завода, к морякам минно-торпедного арсенала. Параллельно мне разрешили после отбоя готовиться к вступительным экзаменам в училище. Выступая перед моряками бригады ракетных кораблей в Базовом матросском клубе  Военной гавани, я познакомился с курсантами-стажерами выпускниками Киевского высшего военно-морского политического училища, которые рассказали мне о многих полезных для поступления и учебы вещах.

В училище меня провожали всем батальоном. Дежурным по части был, на мое счастье, сам командир взвода разведки гвардии старший лейтенант Горенко.  После вечерней проверки он перестроил подразделения так, что бы я смог проститься со всеми бойцами индивидуально, с кем рукопожатием, а с кем и обняться на прощание. Разведчики проводили меня до остановки, загрузив мой нехитрый скарб в маршрутный автобус. Они долго махали мне в след, пока автобус не скрылся за первым поворотом. С некоторыми из своих сослуживцев мне довелось встретиться при различных ситуациях, остальных я больше не встречал, даже используя для их поиска возможности сетей интернета.

В училищном лагере перед первым, самым главным экзаменом в моей жизни нас построили в две шеренги, начальник лагерного сбора объявил порядок сдачи экзамена. Я стоял в первой шеренге, проходивший вдоль строя замполит случайно увидел на моей груди делегатский значок. Он с удивлением спросил: «Ты тоже делегат!?», и после утвердительного ответа бросился бегом к учебному корпусу. В помещение для экзаменов я вошел четким строевым шагом, выбивая со штатных мест планки паркета. Мой доклад был громким и по гвардейскому четким. За столом сидели те же преподаватели, что и два года назад, но на этот раз они приветливо улыбались и хвалили меня за знания и строевую выправку. Я ответил на экзаменационные вопросы достойно. Мои будущие друзья потом жаловались, что весь этот гром очень мешал их подготовке к выступлениям. Капитан 2 ранга Быков, принимавший экзамен, останавливал меня, предлагая перейти к очередному вопросу. Офицеры-экзаменаторы  пожали мне руку и пожелали быстрее отправить телеграмму родителям об успешном поступлении в училище. Но радоваться было еще рано. На медицинской комиссии у меня на ноге был обнаружен грибок, который я получил в Москве, в гостинице «Россия» почти перед отъездом в училище. Подполковник медицинской службы, порекомендовал мне срочно заняться его лечением. Для этого я снял свои сапоги и ходил по лагерю в тапочках, а по утрам босиком по росе, использовал различные мази и лекарства. Мои труды не прошли даром, я излечился. Хотя из-за этой нелепой болезни мог бы распрощаться со своей давней мечтой. Во время последней встречи с руководителем медицинской комиссии, я доложил о результатах, он удостоверился в действительности сказанного. Подстраховал меня на этот раз и командир моего учебного взвода капитан-лейтенант Барабаш, сообщив по секрету медику о том, что я делегат комсомольского съезда.

18 съезд ВЛКСМ продолжал работать и в период моей учебы, выручая в некоторых жизненных обстоятельствах и на предметных экзаменах. Помогал он и на ниве комсомольской и партийной работы, и во время офицерской службы в частях и на кораблях Балтийского флота, куда я целенаправленно вернулся после окончания училища. Он оказывает мне помощь и сейчас через сорок лет после своего окончания. Комсомол научил меня идти по жизни не просто, подчиняясь воле волн, а обязательно к чему-то стремясь и чего-то добиваясь. И от этого она становилась еще более насыщенней и интересней. И какие бы трудности на моем пути не встречались, моя жизненная мечта оставалась моим компасом, а биография стала ее результатом, за который мне ни перед кем не стыдно!

 Николай Жуков 2018 год