Николай Баранников  

"Воспоминания о службе на  крейсере "Грозный"

Коротко о своей службе. Призван в июне 1962 года, не успев сдать сессию  за первый курс политеха. Кстати, из Воронежа в это время было призвано примерно 200 человек, многие из ВУЗов. В то время призыв летом был исключением, поэтому нас называли «спецнабор». Направили нас в 1-ю школу ракетного оружия ВМФ под Севастополь, на Фиолент, рядом с Новогеоргиевским монастырем, основанным греческими монахами в 867 году. Места легендарные, но я понял это позже, когда уже на «гражданке» несколько раз приезжал в Севастополь с обязательным посещением Фиолента.

Нас было примерно 800 человек, готовили очень серьезно на все тогдашние ракетные комплексы: П-15 (катера), КСЩ «Щука» - проект 57-бис, первый корабельный зенитный комплекс «Волна», береговые комплексы. Ежедневно 9 часов занятий и 2 часа самоподготовки под присмотром старшины. После этого даже строевые занятия были  разнообразием, а уж о военно-морской подготовке и говорить нечего: это была сказка, бегом вниз, на серебряные монастырские пляжи, самые лучшие на всем ЮБК, затем выход на яле в замечательную бухту, где позднее тренировались космонавты, и в заключении подъем вверх по монастырской же лестнице из 736 ступенек.

Выпуск состоялся в декабре 1962 года, т.е. был сэкономлен целый год, так как ракетные корабли проектов 58 и 61 строились вовсю в Питере, Николаеве, на Дальнем Востоке и ракетчики были очень нужны.

Меня и еще четырех ребят из группы по «Ятагану» оставили инструкторами, но по молодости лет хотелось романтики и по моей просьбе после следующего выпуска в августе 1963 года меня в составе 18 человек направили в Ленинград. О «Грозном» не говорили, такой он был секретный. Но крейсер в Ленинграде мы не застали, нас вдогонку направили в Кронштадт, но он раньше ушел в Таллинн и далее в Балтийск.

В Кронштадте были 1,5 месяца, затем отправили на Север, в Североморск. Ребят других специальностей определили на техбазу, а так как теперь уже мы опередили крейсер, нас, 6 человек из группы, все как раз по комплексу «Волна», чтобы не бездельничали, направили на эсминец проекта 30-бис «Озаренный», стоявший на 2-м причале (кстати, потом здесь базировался «Грозный») в резерве, т.е. с неполным составом, где нас определили в БЧ-2, в батарею 130 мм орудий, но использовали, в основном, в качестве чернорабочих: перед постановкой эсминца в док на заводе в Росте мы  вшестером очистили досуха все 22 мазутные цистерны, в доке очистили до блеска от ракушек всю подводную часть, дважды  прогрунтовали и затем покрасили. И все  это в декабре, при -250. Правда, за это нам дали по 5 суток к очередному отпуску.

Перед Новым годом возвратились в Североморск на тот же 2-й причал и стали уже привыкать к тому, что придется служить здесь без отрыва от причала, тренироваться с двухпудовыми снарядами, осваивать устаревшую технику и 31 декабря готовились скромно встретить Новый, 1963 год. И вдруг в 19 часов по трансляции объявляют: «Ракетчикам  построиться на юте с вещами!». Собрались, построились, видим грустного капитан-лейтенанта (на носу Новый год, а ему с нами возись!), а им оказался командир РТС «Грозного» Жигалов, он быстро принял наши аттестаты и чуть не бегом повел на 1-й причал, откуда отходили рейсовые катера к поселкам и базам по побережью Кольского залива и других шхер. На вопрос, куда идем, ответил что-то непонятное. Кругом темнота и только изредка навигационные огни. Жуть, неизвестность! И вот, часа через 2, зашли в какую-то шхеру, в которой одиноко у плавпричала стоял необычный корабль. Ошвартовались  у трапа по правому борту, поднялись и первым нас встретил высокий капитан-лейтенант со словами: «Это где же вы пропадали? Мы вас ждали еще полгода назад!». Это был командир БЧ-2 капитан-лейтенант Рябинский Н.И., а за его спиной человек 15 ребят с Фиолента, в том числе из нашей группы Тиньков Ю. и Темкин Г. Говорил Рябинский с хрипотцой, доброжелательно и это как-то располагало к нему. Сразу стало легко, как будто попали почти домой. Так что Новый, 1964 год, в котором было много трудного, но и интересного, я встретил в Сайде-губе на «Грозном» в окружении как новых, так и старых сослуживцев. Кстати, чуть позже крейсер перешел непосредственно в Североморск.

Командиром ГУЗРО в это время был ст. лейтенант Мартыненко В.Т., сменивший как раз Васильева В.М., который был назначен помощником флагманского ракетчика 6-й дивизии ракетных кораблей Ященко В.Т. В группе были ребята из первого экипажа: командир отделения Руднев Александр Васильевич (Кривой Рог), к которому меня назначили дублером, Губарь В. (кажется Воронежская обл.), Трухан В. (Минск),  Воротняк Н. (Молдова), Верещак. Все они заканчивали службу в 1964 году, т.е. разрыв между нами был в 2 года. Отношения были очень доброжелательными, но до фамильярности не доходило. Они пришли на корабль, когда он стоял еще в заводе, много получили от наладчиков с завода – изготовителя и свой опыт охотно передавали нам, тем более, что и у нас кое-какие знания уже были. Дело в том, что на Фиоленте у нас был «Ятаган», привезенный с Феодосийского полигона, правда, неработающий, но мы в нем покопались, сравнивая со схемами. В мае 1963 года, уже будучи инструктором,  вместе с группой курсантов месяц был на практике на эсминце проекта 56 «Бравый», на котором была установлена экспериментальная система «Волна» зав. №2. На «Грозном» была установлена первая серийная система зав №3. Поэтому особых трудностей в освоении техники не было, тем более, что это было интересно.

Командиром 3-й батареи был капитан-лейтенант Гладких Ю.Н., с ним и с Мартыненко В.Т. я позже не раз встречался, когда они служили в главном штабе ВМФ, а я бывал в Москве в частых командировках. Последняя встреча с ними состоялась на Военно-морском салоне в Питере в июне 2009 года, куда я приехал по приглашению Мартыненко В.Т., за что я очень благодарен ему и рад, что они по-прежнему служат Российскому Флоту.

В январе 1964 года начались интенсивные испытания комплекса «Волна», о чем пишет в своей книге Васильев В.М. Обычно выходили на 1-2 дня на полигон, но в это время на Севере почти всегда штормит и мы, по крайней мере, я, к этому привыкали тяжело. Как-то в начале февраля качало так, что даже ветераны с трудом держались, ну а мы тем более. Хотя ВЧБисты Воротняк Н. и его дублер Тиньков Ю. чувствовали вполне нормально и ели почти за всю группу, наверное, благодаря СВЧ. Где-то в апреле-мае на заводе в Росте прошли небольшой (видимо текущий ремонт), а главное, оборудовали каюту для Н.С.Хрущева. Для этого с завода им. Жданова (Ленинград) прислали человек 250-300. Об этом также подробно сказано у В.М.Васильева.

После этого были учения по поиску подводной лодки у самой кромки льдов. Это учение запомнилось тем, что в ходе учения нам как-то удалось обнаружить АПЛ и атаковать ее учебной торпедой. Акустика у нас была в то время не ахти какая, видимо, поэтому подводники пренебрегли нами и подвсплыли немного выше положенного, поэтому учебная торпеда зацепила рубку и оторвала кусок резины. Этот кусок под напором воды отходил от корпуса, а затем возвращался и ударял по корпусу примерно через равные промежутки времени. Эти непонятные удары вынудили их всплыть, а нам этот кусок резины достался как трофей и с месяц лежал на видном месте в столовой.

После учений, числа 20-го мая,  мы пришли в Северодвинск, а там уже то ли поздняя весна, то ли раннее лето и этот резкий переход из зимы в лето запомнился на всю жизнь, а сам город произвел неизгладимое впечатление от множества молодежи, заводов-гигантов, четкой планировки города и какой- особой атмосферы.

После возвращения в Североморск, в июне, ровно через два года со дня призыва, я  поехал в отпуск. Возвратился 1-го августа и очень удачно, так как рано утром 2-го пошли снова на Белое море для участия в показательных стрельбах ракетного оружия для высшего командного состава ВМФ. Как потом мы подсчитали, присутствовало  около 400 адмиралов со всех флотов, училищ и т.д.

На Беломорском полигоне наш ЗРК впервые в Советском флоте сбил двумя ракетами сверхзвуковую мишень ЛА-17 (за это несколько человек из группы, в том числе и я, получили внеочередные отпуска), а главный комплекс поразил катер-мишень. После этого нам разрешили наблюдать за пусками ракет П-15 с катеров и в заключение – пуском баллистической ракеты с лодки из-под воды.

После возвращения в Североморск мы стояли левым бортом на 2-м причале, а с другой стороны ошвартовалась плавбаза «Гаджиев», на которой и размещались адмиралы во главе с Главкомом ВМФ Горшковым С.Г. Надо сказать, что он был частым гостем на «Грозном» и размещался в «хрущевской» каюте. В тот раз он сфотографировался с экипажем на юте, фото я высылаю.

В сентябре «Грозный» вместе с ракетными эсминцами проекта 57-бис «Гремящий» и «Дерзкий» вышел на первую свою боевую службу в Норвежское море. В это время там проходило учение натовского флота в составе авианосца, крейсеров и т.д., всего 38 вымпелов. Полное обеспечение: танкер, водолей и даже плавгоспиталь.  Вот когда мы увидели мощь Америки! Это позже мы подтянулись, а тогда это произвело впечатление, особенно подготовка летчиков. Всем побывавшим в таких походах это, конечно, хорошо знакомо: ежедневные облеты «Орионов», а поблизости от авианосцев – ежедневные, по 2-3 часа, полеты на бреющем палубных штурмовиков.

После возвращения в Североморск около двух месяцев снова рутина. Запомнилось только посещение корабля группой старших офицеров во главе с генерал-лейтенантом, командующим округом ПВО, видимо, по результатам учений. Наш дивизион по учебной тревоге показал свою работу. Они были очень удивлены, когда увидели, что комплекс «Волна» обслуживают только 3 офицера, включая командира дивизиона, а остальные – матросы срочной службы. У них, в ПВО, аналогичные комплекс обслуживали, в основном, офицеры.

В ноябре 1964 года совершили переход в Ленинград на завод им. Жданова для проведения ремонта.

Из ГУЗРО к этому времени демобилизовались старослужащие и мои сверстники стали основным составом, к тому же В.Т.Мартыненко повысили в должности, он стал инженером БЧ-2, но нас не забывал. В группу пришли молодые матросы из Кронштадского учебного отряда, куда к тому времени перевели наши специальности. Приходилось много учиться и учить других. Нам здорово повезло, что на корабле почти постоянно были представители института-разработчика системы и завода-изготовителя. Один из них, Левин И.Х. стал позже главным инженером завода. На одном из фото для стенгазеты (в числе высылаемых) я провожу занятия с молодыми матросами, часть из которых через некоторое время перевели на новостроящиеся корабли, в основном, в Николаев. Вообще, «Грозный» в те годы был школой для многих моряков с других кораблей, особенно по комплексу «Волна».

В тот ремонт 1965 года «Ятаган» здорово модернизировали. Я на Новый год уехал во внеочередной отпуск (за сбитый на учениях в августе самолет), а когда возвратился, то не узнал центральный пост: все разобрано, разбросано, человек 40 заводчан и представителей разработчика что-то меняют, паяют, сверлят и т.д. Но когда вникнул, а я тогда уже был командиром отделения и так как командира группы еще не было, мне пришлось все это как-то контролировать, оказалось, что модернизация проходит по четко разработанной документации, в которой все расписано: где, что и как заменить, включая документацию.  В Питере встретили впервые широко отмеченное 20-летие Победы,  даже с военным парадом.

Так как много ремонтных работ было связано с силовой установкой, в мае-июне прошли цикл ходовых испытаний в Финском заливе, в доке Кронштадтского морзавода прошли докование (на фото вид с кормы), привели в порядок внешний вид и на День флота впервые «Грозный» показали на параде. Интерес был огромный, в любое время, даже ночью, на набережной были толпы людей.

Затем снова переход на Север. Хорошо запомнился проход проливной зоны, в это время там купальный сезон, на пляжах уйма народу и почти все вскакивали, когда корабль проходил мимо. Уж очень необычно он выглядел по сравнению с кораблями НАТО. Американцы ведь позже назвали внешний вид наших кораблей проектов 58, 61, 1134 и других «агрессивным».

По приходу в Североморск снова начались проверки, сдача задач, так как прошел чуть ли не год, и где-то в сентябре ушли на Белое море для выполнение стрельб после модернизации «Бинома» и «Ятагана».

Запомнился один случай. Во время пусков П-35 моряки из ГУЗРО были контролерами в ГУРО, т.е. записывали все команды и ответы, поэтому мы все это наблюдали и слушали. Во время первого пуска ракеты П-35 по катеру-цели за спиной оператора собрались не только офицеры БЧ-2 Рябинский Н.И., Гарманчук, Рындин В.А., но и офицеры штаба дивизии. Ракета передает радиолокационную картинку и оператор может дать целеуказание по самой крупной цели. На экране оказалось несколько крупных отметок и среди офицеров пошел раздрай, какая же из них нужная  ? Наконец цель определили, ракету навели и стали ждать ответ с корабля обеспечения, а его все нет и нет. Наконец сообщили, что катер цел и невредим, а где ракета – неведомо. И только потом выяснилось следующее. Выбранной целью оказался маяк на небольшом островке и ракета, как и положено, метров за 200 нырнула в воду, чтобы поразить подводную часть цели. Неподалеку были рыбаки, они сообщили об этом в свой колхоз, оттуда позвонили военным летчикам, а те говорят, что у них в этот день не было полетов. И только после этого сообщили в штаб полигона, а оттуда нам.

Но зато через несколько дней впервые в советском ВМФ  «Грозный» успешно выполнил четырехракетный пуск! Кажется, за это командир корабля Боронтов В.Н. был награжден боевым орденом «Красной звезды».

Ну а мы, ГУЗРО и 3-я батарея, также успешно выполнили, кажется, 2 или 3 стрельбы «Волной». Уходили с Белого моря в Североморск в начале декабря с помощью ледокола, так как лед уже был достаточно толстый.

Как известно, на корабле побывали  многие известные люди. Так  12 декабря1965 г. в гостях на «Грозном» был Ю.А.Гагарин в сопровождении Б.Пастухова, тогдашнего главного комсомольца, который до сих пор появляется на экранах телевизора. Вел себя Юрий Алексеевич очень скромно, охотно отвечал на вопросы и оставил после встречи самые добрые впечатления.

 Как я уже упоминал, практически в каждый приезд (точнее прилет) на СФ главком Горшков С.Г. останавливался у нас в «хрущевской» каюте.  Запомнилось его посещение в феврале 1966 года (точная дата у Н.Черкашина в «Повседневной жизни Российских подводников» - 2 февраля), когда мы ходили с ним в Западную Лицу для проводов 2-х АПЛ, которые уходили в кругосветку без всплытия. Мы остановились поодаль от причала, за главкомом пришел катер, на причале построены экипажи лодок, оркестр, провожающие. После процедуры проводов лодки отошли от причала на середину бухты, погрузились, главком возвратился на корабль. Через некоторое время был опубликован указ о награждении за этот поход нескольких офицеров.

 

Нагрузился грузинского!

Случилось это в 1965 году на День Победы. Предыстория такова.

В ноябре 1964 года «Грозный» прибыл в Ленинград на модернизацию на завод им. Жданова (ныне «Северная верфь»). В начале 1965 года вся власть на корабле оказалась в руках помощника командира Пинина В.Г.: он остался и за командира, и за старпома, и за себя. Воспользовавшись этим и в соответствии  с корабельным уставом, он приказал перевести главстаршин срочной службы питаться в кают-компанию сверхсрочников. Таких на тот момент оказалось трое: фельдшер Николаев, секретарь комитета комсомола Акмамбетов и я, ком. отделения ГУЗРО. Отрываться от группы не хотелось, но приказ есть приказ.

Старшим в кают-компании, как и положено, был главный боцман мичман Панкратов А.И., о котором на сайте много хороших воспоминаний. Поначалу и мы, и мичманы чувствовали как-то скованно, но со временем попривыкли и однажды А.И. стал увлеченно рассказывать о своем приключении на берегу, связанном, конечно, с некоторым употреблением спиртного в приятной компании в ресторане «Воздух» т.е. где-то на природе. Все с интересом слушали, т.к. он умел рассказывать, а меня какой-то черт дернул после окончания рассказа упрекнуть боцмана. «Тов. мичман!   Вы Сашу Донцова (моего земляка, прославившегося тем, что во время снятия корабля с бочки на рейде Североморска его на ней и забыли. Снял и доставил его на корабль через несколько часов какой-то катер) наказали месяцем без берега за небольшое  употребление, а сами-то вон как! Мне показалось, что Александр Иванович даже зубами заскрипел, это надо же, как салага (по их меркам это так и было) подсидел, но от эмоций сдержался. Отыгрался он на 9-е Мая.

Тот День Победы впервые после 1945 года отмечали широко, с парадами и салютами в Москве, Питере и многих городах. Моряков-срочников, имевших в городе родственников, отпускали на сутки, с вечера 8-го до 24-х 9-го. Я тоже оказался в их числе, но мне надо было заступать на вахту 9-го с 23-х часов. По договоренности с дежурным по кораблю на разводе мне разрешили не присутствовать, но на вахту не опаздывать.

9-го с родственниками и их друзьями побывали на параде, затем праздничный обед, принимали гостей, затем сами были в гостях, и как я ни сдерживался, пришлось выпить за Победу, за ветеранов, за погибших родственников и т.д. К вечеру большой компанией меня проводили к проходной завода, уверили, что я держусь как настоящий моряк и с тем  ступил на территорию завода прямо в объятия Александра Ивановича с красной повязкой на рукаве. «А, старшина, нагрузился грузинского! В каком ресторане, с какой компанией? Как добрался?». Оказалось, что двух его боцманят привезли чуть теплыми какие-то бывшие моряки, его в наказание назначили принимать на проходной таких же теплых из других БЧ и,  хотя мне казалось, что я шел уверенно своим ходом, он сразу увидел наметанным глазом некоторое покачивание, и какой это подарок для него. Если главстаршина БЧ-2 в таком виде пришел, что спрашивать с боцкоманды! Надо сказать, что в те времена отношение к морякам в Питере было особенное и надо было быть стойким, чтобы любовь эту выдержать.

К чести Александра Ивановича, обо мне он не доложил, вахту я отстоял нормально, но случай этот не забылся, так как время от времени он меня спрашивал: «Ну как, старшина, нагрузился тогда грузинского?».

После этого до самого ДМБ я уже в кают-компании не выступал.

 

"О детишках"

                                                 Геннадию Демушкину посвящаю...

Конец февраля – начало марта 1966 года, СФ.  После 2-3 суток на полигоне часов в 16 возвратились в Североморск на 2-й причал. Погода для Севера сказочная: градусов 15 мороза, легкий снежок, а, главное – тихо.

После ужина все свободные от вахты офицеры и мичманы быстренько сошли на берег, не так часто им выпадали такие приятные моменты. Матросы разбрелись по кубрикам, в этот день увольнений не было.

Часов в 19 меня вызвал замполит В. Д. Ворыхалов и попросил повести моряков в культпоход на концерт в Матросский клуб. Естественно, согласился. Объявили об этом по трансляции, построились, оказалось человек 40, многовато, попросил помощника. В.Д. попросил Гену Демушкина, который тоже, естественно, согласился.

 В Матросский клуб тогда вели две дороги: первая подлиннее, через центр Североморска, по улице Сафонова, а далее вокруг сопки,  вторая мимо кинотеатра «Россия» по крутой деревянной лестнице прямо к клубу. Туда пошли первой.

В буфете клуба спиртсодержащих жидкостей не оказалось, поэтому концерт прошел без происшествий. Назад пошли короткой дорогой, т.е. по лестнице. Как и положено - «по трапу бегом» - добежали до середины лестницы, а оттуда ребятишки накатали замечательную ледяную дорожку, метров 100 длиной и, конечно, все захотели проехать. Шинели тогда у нас были настоящие, суконные, не от Юдашкина и здорово скользили по льду. На ногах никому не удалось удержаться и внизу образовалась куча-мала, моряки впали в детство, начали дурачиться  и вот эта куча-мала продолжала катиться через сквер у кинотеатра по ходу движения.    И я, и Гена потеряли всякую бдительность и не обратили внимания на одинокую пару, которая не спеша шла немного впереди нас и мы ее чуть с ног не сбили. В это время мужчина обернулся и оказалось, что это какой- то вице-адмирал. Командующим СФ в то время был Лобов, тоже вице-адмирал,  он часто бывал на «Грозном» и я его знал, так как в то время нес вахту на юте. И вот этот незнакомый адмирал нехорошим командным голосом кричит: «Это что за банда! Кто старший?». Подбегаю, докладываю, что это группа моряков вч 39040 возвращается из культпохода.  Тем же нехорошим голосом требует по-русски назвать часть, где служат такие разгильдяи, которые не замечают и чуть не сбивают с ног адмиралов, ну и другие подобные слова. Докладываю, что это РКР «Грозный» и чувствую, что голос немного изменился, стал не таким нехорошим, а я соображаю, что должен же он знать, что мы только сегодня возвратились с моря и т.д.

И тут мы получили мощную поддержку от его жены. Она ему говорит: «Ну что ты их ругаешь, ведь это же дети!»,  а тот: «Ничего себе, детишки!»   и показывает на Гену Демушкина, который, пока меня адмирал воспитывал,  всех построил и сам стал на правом фланге. (Малышу Демушкину с трудом подбирали шапку 63-го размера, а на одной из фотографий в его фотоальбоме мы с Ваней Меркушевым примерно ему по плечо!). А я стою и жду, скажет или нет «Доложить о нарушении».   Не сказал, просто отпустил и мы на радостях лихо прошли строевым.

На корабле дежурному ничего не сказал, но замполиту доложил. Оказалось, что мы покушались на нач. штаба СФ.

 

       Химия на службе «Грозного»!

В конце лета 1965 года после модернизации в Питере возвратились в Североморск на свой 2-й причал. Те 60-е годы были временем «химизации» всего и вся, не обошла она и «Грозный».  Через некоторое время после возвращения на Север мы получили капроновые тросы, это было так необычно, что  по этому поводу наш главный боцман А.И.Панкратов очень эмоционально оценил  тех, кто это затеял. Однако приказ есть приказ и боцкоманда получила и очень красиво уложила тросы на кормовые запасные вьюшки,  зачехлила их новыми чехлами, а использовали по-прежнему стальные. Так бы они  и хранились, если бы не случай.

Кольский залив, как известно, вытянулся  более чем на 50 км., по берегам хоть сопки и невысокие, но не дают ветрам разгуляться, поэтому в заливе почти всегда относительно спокойно. Но примерно в декабре 1965 года сильный ветер дул несколько дней вдоль залива и развел в нем немалую волну. Мы стояли правым бортом на 2-м причале, так волна перехлестывала и причал, и ют. Все бы было не так плохо, если бы не приличная парусность крейсера за счет мачт. Сильнейший порыв ветра, вывернуло пал на краю причала и нас начало кормой разворачивать к берегу.

Наверное, кто-то предусмотрел такой вариант, потому что недалеко от кормы держался мощный морской буксир (МБ), который тут же подошел к нам, боцмана завели на него правый кормовой (стальной) трос и буксир начал потихоньку отрабатывать. Но очередной сильный порыв ветра и трос лопнул как струна. К счастью, с техникой безопасности было в порядке, и никто не пострадал.

Завели левый кормовой и опять почти сразу он лопнул. Делать нечего, пришлось использовать капроновый и тут случилось почти чудо: он хорошо амортизировал при порывах ветра и не рвался. (Кто сам ездил на буксире или буксировал машину, знает разницу между стальным и капроновым тросами).  МБ держал нас суток двое, пока не утих шторм, который в тот раз много бед натворил в заливе: где-то выбросил на берег траулер, на другом причале эсминец так ударило о причал, что образовалась вмятина длиной метров 30. А мы, благодаря достижениям химии, отделались только переживаниями.

Я хорошо запомнил этот случай потому, что по корабельному расписанию в швартовых командах участвовал, кроме боцкоманды, первый дивизион БЧ-2, а мы, второй дивизион, обеспечивали ПВО корабля. Но в тот раз мы тоже попеременно дежурили на юте, так как  даже  штормовая одежда не спасала от волн и приходилось меняться через каждый час.

Наверное, те, кто служил в это время, помнят тот шторм.

 

Операция под прикрытием «Операции Ы»

    Наступил очередной, 2013-й год, и, как обычно,  показывают замечательный фильм «Операция Ы и другие приключения Шурика». Который раз смотрю и каждый раз вспоминаю первый просмотр на нашем дорогом крейсере и связанное с этим событие.

На сайте у  ребят, служивших в 70-80е годы, много интересных фотографий, а у нас, к сожалению, такого нет и причина этому – излишняя ретивость каплея-особиста, который здорово почистил экипаж от фотоаппаратов, пленок и т.д., хотя снимали интересное в проливной зоне, на боевой службе чужие корабли и никаких своих секретов не было. Так бы и остались мы с теми снимками, что делал почти официально Геннадий Демушкин (спасибо ему за это), но однажды приборщик каюты особиста, матрос из БЧ-2, сказал, что случайно обнаружил в одном из ящиков стола уйму конфискованных пленок. Появилась идея, а затем и план, использовать эти пленки и напечатать нужное количество снимков в тот вечер, когда дежурным на показе фильма будет особист. Посвященных было немного и план этот удался.

Выяснили день дежурства особиста и на этот день киномеханик приберег хороший фильм- тот самый «Операция Ы». Умельцы из БЧ-5 в венткамере за санчастью оборудовали подпольную фотолабораторию, в которой было все необходимое: вода холодная и горячая, канализация, электричество, увеличитель, ванночки для реактивов и прочее.

Уборщик приносил несколько пленок, медик Никулин их просматривал и интересные кадры печатал по количеству участников мероприятия. Кто-то обеспечивал безопасность, кто-то готовые снимки уносил на просушку в шхеры БЧ-5. Мне досталась роль обеспечивающего общественное мнение: организовать повторный показ по «просьбе трудящихся». Это оказалось совсем легко. После первого просмотра все дружно потребовали повторить и, если вначале стоял легкий смех, то теперь сюжет был известен, к интересным эпизодам все были готовы и смех перешел в непрерывный хохот.

К концу второго показа мне передали, что не успевают все отпечатать, требуется еще время. Последнюю, вторую бобину, перемотать не успели, боялись, что особист даст команду заканчивать, поэтому киномеханик, опять же по «просьбе трудящихся»,  совместил перемотку с показом, т.е. все было наоборот: люди бегали задом- наперед и т.д.  Что тут стало! Смеялись до упаду.

Вообщем, успели все интересные снимки отпечатать, пленки возвратить на место, у особиста никаких подозрений не возникло. В день ДМБ, 10 августа 1966 года, когда «Грозный» уходил на Средиземное и затем на ЧФ, а нас, 5 бывших студентов (Акмамбетов Ю. (Мелитополь, Украина), Джалилов А. (Таджикистан), Дупуж Г. (Латвия), Самойлов В. (Астрахань)) отпустили для продолжения учебы,  мою часть снимков Леня Свидерский, мой дублер, вынес за пазухой и передал мне за КПП. Часть из них теперь можно увидеть на моей персональной страничке.

 

Борьба  с ранней сединой

Среди многих фотографий, накопленных за годы жизни, одна из самых дорогих для меня фотография группы управления зенитным ракетным оружием, ГУЗРО, образца 1966 года, ее можно увидеть на моей страничке. С Ю.Тиньковым и Г.Темкиным мы начинали службу в одной группе на Фиоленте, Ю.Акмамбетов учился в группе, в которой я был инструктором, с В.Гурьевым  подружился уже на «Грозном».

Группе довелось участвовать в доводке «Ятагана» в качестве операторов, об этом много написано в книге В.М.Васильева, который был первым командиром группы, а затем пом. флагманского ракетчика дивизии. Очень хотелось бы знать о том, как сложилась их судьба, где сейчас живут и т.д. Ведь из-за нескольких предателей оказались мы разобщенными жителями разных государств.

Для вас, мои дорогие сослуживцы по группе и БЧ-2, хочу напомнить один случай, очень ожививший нашу довольно однообразную службу на СФ. Мы ведь тогда еще не ходили с визитами в южные экзотические страны.

На фотографии, в верхнем ряду стоит высокий, симпатичный, с курчавой шевелюрой Виктор Гурьев, в группе он заведовал КЗА, контрольно-записывающей аппаратурой, которая давала нам много хлопот, о которых, может быть, когда-нибудь напишу. Может из-за этой КЗА, а может и по другой причине, но стал Витя рано седеть и седые волосы в его черной шевелюре прямо-таки светились. Это стало причиной частых шуток, а когда заметили, что он к ним немного болезненно относится, стали чаще это делать. Особенно часто это делал на правах одногодка и друга Ю.Тиньков примерно в таком духе: «Андревна!   Останешься ты в девках,   кто ж за тебя, седого замуж пойдет!». Это повторялось не раз и однажды за него вступился Темкин: «Витя, не переживай! Моя старшая сестра тоже начала рано седеть, так она стала красить волосы и ничего, вышла замуж, а ты же вон какой видный».  

Витя воспринял эти слова в прямом смысле и попросил в ближайшее увольнение отпустить их вместе в город.

По возвращению они дождались, пока из умывальника все уйдут, развели в корыте из нержавейки краску (помните, как удобно было стирать в ней робу и прочее) и Витя приступил к процедуре окраски. Цвет волос получился неопределенный, но Гриша успокоил его, сказав, что когда волосы высохнут, они станут полностью черными. С тем и легли спать.

Утром, когда включили свет в кубрике и объявили подъем, то со средней койки, где на правах годка спал Витя, показалась его голова такого цвета, что не всякий клоун мог придумать. Черного почти не осталось, преобладал от рыжего до пегого. Сначала группу, а потом и все БЧ-2 охватил такой смех, который, наверное, и называют «гомерическим». Смеялись до слез, до коликов в животе, некоторые даже катались по палубе.

В то утро дежурным по кораблю стоял наш комдив-2 Малинин, заядлый спортсмен, который в свое дежурство в любую погоду выводил экипаж на берег для пробежки вокруг сопки, а это километра 2-3, на потеху другим. В этот раз из БЧ-2 никого нет, он к люку, кричит дневальному, а тот вместе с другими от смеха заходится, Малинин вниз, увидел эту картину и назад. В этот день зарядка прошла без нас.

Среди этого разгула смеха только Гурьев оставался серьезным, да Темкин виновато улыбался. Когда публика немного успокоилась, Темкин же и постриг Витю наголо.

Выяснилось, что в магазине они просто попросили краску для волос, продавщица подала им пакетики с хной, они ничего больше не спросили, и та ничего не уточнила, а это ведь краска для рыжих.

На следующий после ДМБ год на 7-е ноября, в те годы один из больших праздников, Витя без предупреждения нагрянул ко мне к моей радости, на следующий день, также без предупреждения мы приехали в гости к Юре Тинькову в Липецк. Вспоминали службу, в том числе и тот случай.

Когда на следующий год, также без предупреждения, я приехал в Шахты в гости к Вите, он был уже женат на красивой и статной казачке Любе, которой, видно, седина очень приглянулась.

С ней они родили и вырастили замечательных дочку и сына.

 

О пользе замполитов

Грозненцы, конечно, хорошо помнят процесс погрузки-разгрузки боезапаса. Боевая тревога, подход и швартовка к причалу техбазы, затем работа 1-го или 2-го дивизиона. Остальные в это время на постах в полудреме. На Севере этот процесс проходил только ночью, причем на это время иностранные суда по заливу не пропускали, а нам выделяли ограниченное время.

Ракеты В-600 грузили следующим образом.  На причал на специальной тележке подвозили ракету, краном на нее сверху опускали перегрузочную балку, мы, ГУЗРОвцы, передвигали ее так, чтобы она заходила в проушины стартового двигателя, фиксировали в этом положении, далее кран поднимал балку с ракетой на корабль, где батарейцы стыковали балку с направляющими пусковой установки, после чего уже в автоматическом режиме опускали ракету в погреб.

Во 2-м дивизионе этот процесс был отработан еще первым экипажем, мы также его хорошо освоили, так как приходилось много этим заниматься. Однажды, после опытного хранения ракет, кажется в течение 3-х месяцев, даже полностью заменили все 16 ракет.

И вот однажды зимой 1965-66г.г. пришли мы, как обычно, на погрузку и видим на причале толпу офицеров, часть из них оказались офицерами штаба нашей дивизии и они поднялись на борт, остальные – техбазовские, остались на причале.

Оказалось, что незадолго до этого при погрузке ракет В-600 на СКР проекта 51 одну из них плохо зафиксировали на перегрузочной балке, ракета соскользнула и повредила ногу одному из матросов. ЧП! Поэтому и оказалось так много контролирующих.

К нам командиром ГУЗРО незадолго до этого назначили лейтенанта Москаленко В.О.  (кстати, в 1982 г. его назначили первым командиром крейсера «Слава»- «Москва», он стал лауреатом Госпремии за его ввод, позже стал адмиралом, вот что значила школа «Грозного»!), так его оттесняли старшие офицеры. То же было и на корабле, хотя там командовали опытные офицеры: Ю.Н.Гладких, Гарманчук. Вообщем, обстановка сложилась нервная, вместо обычных 10-12 минут на погрузку одной ракеты ушло много больше времени. Да и холодно. И тут Ю.Тинькову пришла хорошая идея: надо поставить в известность замполита В.Д.Ворыхалова. Пока батарейцы выполняли свою работу, он быстренько это сделал.

И вот подвезли вторую ракету, мы так же под взглядами нескольких человек  закрепили балку, передали ракету на корабль и в это время отозвали всех береговых офицеров, за исключением ответственного за передачу ракет. Через несколько минут и на палубе остались  только свои.

Далее все пошло обычным путем и без всяких осложнений. Как потом стало известно, замполит позвонил дежурному политотдела флота, а тот дал команду лишним покинуть место погрузки. Если бы с такой просьбой к вышестоящему командованию обратились командир или старпом, это было бы серьезным нарушением субординации.

 

 У нас был Питер - Ленинград

    У тех, кто служил на «Грозном» до августа 1966 года, не было визитов в южные страны и многих фотографий об этом, но с ноября 1964 по май – июль 1965 года нам повезло быть на заводе им. Жданова (теперь это «Северная верфь») в Ленинграде, который и тогда обычно называли Питером. Это была, в некоторой степени, компенсация за Север, отработку новых систем и т.д. Многочисленные культпоходы в музеи, театры, по памятным местам и, наконец, увольнения помогли нам познакомиться, узнать и полюбить этот уникальный город (одно из фото того периода высылаю). А еще одной возможностью для группы старшин и годков человек в 20 стали занятия в вечернем университете марксизма-ленинизма, которые  организовали почти сразу по прибытию на завод.

Занятия проходили в недавно построенном доме (скорее Дворце) политпросвещения, что недалеко от Смольного. Добирались мы обычно трамваем от Комсомольской площади, ближайшей остановки к заводу и, хотя трамвай кружил по окраинам, все равно было интересно знакомиться с городом. Вел занятия лектор, как нам показалось, из бывших политработников, не отвлекаясь от курса «Истории КПСС», изданной в 1959 году и в которой Сталина всячески ругали, а Хрущев был основным партийным теоретиком.

Поначалу занятия проходили тихо - мирно: лектор монотонно пересказывал очередную главу из курса, а нам под его слова хорошо дремалось, а некоторые даже ухитрялись поспать «на локотках». Дело в том, что службу и в заводе никто не отменял, а ребятам из БЧ-5 дополнительно приходилось много работать вместе с заводчанами. В конце занятий лектор спрашивал, есть ли вопросы, таковых вначале не было, и мы отправлялись на корабль. Но где-то на 3-4 занятии, на котором он рассказывал, кажется, о Пражской конференции РСДРП,  после этих слов сзади поднялась рука, лектор разрешил обратиться с вопросом и мы услышали примерно такое: «Вы сказали, что на конференции единогласно была принята такая-то резолюция, но в стенографическом отчете о втором дне конференции записано, что против нее выступили такие-то делегаты». С нас мгновенно соскочили сон и дрема, ошеломленный лектор  стоял с полуоткрытым ртом, не зная, что ответить. Это надо же: на рядовом занятии с матросами срочной службы услышать такое – «в стенографическом отчете»! Да еще  «о втором дне конференции»! Выручил его звонок, со словами «Продолжим дискуссию на следующем занятии!», он выскочил из аудитории.

Вопрос задал Валентин Шевцов (или Швецов? Могу ошибиться), матрос из БЧ-5. Его родители, партийные работники, были  осуждены  по т.н. «Ленинградскому делу» примерно в 1948 году. Валентин учился вместе с двоюродным братом, у которого также родители сидели, в одной из школ Ленинграда и их как «детей врагов народа» частенько колотили. В качестве мести они старались учиться только отлично, а после 7 классов Валентин поступил в техникум. К этому времени родителей освободили, реабилитировали и отец, по просьбе Валентина,  помог ему оформить пропуск в Центральный партийный архив, который, кстати, находился тогда в Смольном. Интерес, связанный с судьбой родителей и двигал Валентина в изучении истории партии. Жизнь его так закалила, что даже на службе он боролся за справедливость, получая от старшин дополнительные наряды – это ведь БЧ-5! Так что лектор не знал, что его ожидает.

Всю дорогу на корабль мы вовсю веселились, представляя состояние лектора. Одни говорили, что теперь он всю ночь будет копаться в учебниках, другие – что завтра с раннего утра пойдет в архив изучать первоисточники, кто-то вспомнил, что вроде бы издан сборник стенографических отчетов съездов и конференций и у него он должен быть. Валентин нас уверил, что он занимался в архиве не один год и у него найдутся вопросы по каждой теме.

На следующее занятие мы ехали уже с ожиданием некоторого представления. В начале занятия лектор уверенно ответил на прошлый вопрос, далее приступил к следующей теме и постарался закончить лекцию к самому звонку. Но по всем методическим указаниям он должен в конце спросить, есть ли вопросы, и у Валентина они уже были готовы. Опять некоторая растерянность, скомканный ответ и желанный для него звонок.

После этого среди лекторов поднялась тихая паника. На следующие занятия под благовидными предлогами к нам зачастили  другие и наш лектор, вроде бы незаметно, глазами показывал на  Валентина. Гость также незаметно старался его рассмотреть, но со стороны  это было хорошо видно, тем более, что мы  к этому были готовы. Так продолжалось  месяц - полтора, а где-то в апреле нам, в связи с выходом корабля из завода, объявили о досрочном окончании, и выдали удостоверения.  Но ушли мы только в конце мая и мы предположили, что так постарались избавиться от нашей группы.

Уже не гражданке, в начале 80-х, дошла моя очередь учебы в аналогичном университете. В группе был серьезный народ: начальники и заместители начальников цехов, отделов и т.д., люди дорожили временем и, коль уж попали  сюда, так хотели узнать нужное для себя. Но в первое занятие нам снова начали рассказывать о том, что мы изучали в институте, в том числе об истории КПСС, но уже в другой редакции (уже время Л.И.Брежнева), в которой в снисходительном тоне говорилось о положительной роли И.В.Сталина, Хрущев стал авантюристом, а   Брежнев – одним из главных стратегов Отечественной войны. (Разработала эту уточненную редакцию курса все та же толпа историков – профессоров во главе с академиком. Неплохо устроились ребята!).  Нас это возмутило, в перерыве я рассказал изложенный выше случай, который в какой-то степени подтолкнул нас к решительным действиям.  Мы делегировали старосту в деканат с требованием читать нужное нам. Так как это грозило большим скандалом, реакция деканата была скорой и радикальной: на следующие занятия стали приходить другие преподаватели, которые рассказывали о новых методах управления производством, персоналом и других,  интересных и нужных для нас вещах.

А Валентина, вскоре после возвращения на Север, демобилизовали по семейным обстоятельствам: родители стали инвалидами и им требовался уход. На прощание для связи он дал адрес своего двоюродного брата, так как не знал, где сам будет жить. Когда года через три я приехал в Ленинград и попытался разыскать его, то по указанному адресу брат уже не жил, а новый адрес соседи не знали. Жаль, но ниточка оборвалась.

У главного входа  Санкт-Петербургского государственного электротехнического университета «ЛЭТИ» им. В.И. Ульянова (Ленина) (СПбГЭТУ), весна 1965 г., справа - налево: автор, Ю.Тиньков (ГУЗРО), В.Самойлов (ГУРО) и его друг. Интересуемся условиями поступления.

Совпадение: первым оппонентом на защите моей  кандидатской в 1985 году был  профессор этого института Губи́нский Анато́лий Ильи́ч,  доктор технических наук,  капитан 1 ранга, первый президент Советской эргономической ассоциации.

 

      Главстаршина группы ГУЗРО Баранников Николай Ильич, 1963-1966г.г.

На страничку "Рассказы"