"Корабль – это особое существо: и живое, и ласковое, и суровое, и благодарное.

Корабль – и дом твой и крепость, и университет и оружие, и отец и защита,

и приют сотен товарищей твоих и соратников.

Ни одно флотское сердце никогда не сможет забыть родной корабль."

                                                                                                      Леонид Соболев.

Николай Демидов

 

ВОСПОМИНАНИЯ  О СЛУЖБЕ В ВМФ   СССР

            Моя служба, как это обычно бывает, началась с кошмара. Призвали меня в конце июня 1965 года, а не, как обычно в то время, после первого сентября. Это означало только одно - лишние полгода службы мне были обеспечены. Я в то время заканчивал учёбу в Московском пушно-меховом техникуме и шли выпускные экзамены, а отсрочка от призыва не полагалась. Слава богу, руководство техникума организовало досрочную сдачу экзаменов, и я получил диплом. Но эти обстоятельства привели к тому, что я, ни дня не поработал по полученной специальности.

            В военкомате на медкомиссии врачи единогласно определили, что я годен к работе с радиоактивными веществами и службе на подводной лодке. Нас целый эшелон по 10 человек в купе общего вагона отправили в г. Северодвинск. Там мы провели трое суток в, так называемом «бухенвальде» (условия сопоставимые: в два этажа дощатые нары без каких бы то ни было принадлежностей и отсутствия кормёжки), где по особым признакам произвели отбор кандидатов в  учебный отряд подводников в г. Северодвинске.

            Так началась моя служба в ВМФ. Формирование личного состава отряда происходило дней пять. В июне в Северодвинске достаточно тепло, но дожди шли раз десять в сутки, и чтобы мы не маялись дурью от безделья, отцы-командиры заставляли нас мётлами и лопатами разгонять лужи на огромном заасфальтированном плацу. Не успеешь разогнать, как дождь пошёл снова и все повторяется многократно. В нашей роте в учебном отряде были в основном москвичи, а это надо отметить народ особенный – не успеешь днём поставить в тумбочку одеколон, а утром от него только пустой пузырёк в гальюне, ну, а в общем, они народ вполне нормальный.

            В учебном отряде готовили из нас электромехаников-подводников – специалистов по обслуживанию крылатых ракет П-5; ракеты П-35, которыми был оснащён "Грозный", являлись их прообразом, равно как и системы управления: на ПЛ – «Аргумент», на "Грозном" «Бином».

            Специалистов этого профиля в 1965 году было подготовлено в 2 раза больше, чем обычно, и это обстоятельство изменило мою дальнейшую судьбу. После окончания учебки в конце ноября нас  отправили дальше на север в Североморск для распределения по подводным лодкам. Но электромехаников столько не потребовалось, и  нас человек восемь оставили в пересыльном пункте, где мы днями мыли посуду, так как обед там продолжался целый день – столько проходило через этот пункт народу. Потом дней десять кантовались на эскадренном миноносце «Жгучий», дожидаясь возвращения из похода РКР "Грозный".

            Вот такая предыстория моей службы на "Грозном". Как оказалось, на "Грозном" нас не сильно ждали. Направили нас дублёрами радиомехаников ГУРО, а постоянных спальных мест несколько месяцев не было вообще: спать приходилось и в столовой на сложенных столах и даже в вентиляционных камерах на брезенте (отцов-командиров это не сильно напрягало).

            По приходу в Североморск РКР «Адмирал Головко» большую часть салаг из московского призыва перевели на него, на Грозном нас осталось только трое: я, Виктор Копылов и Евгений Филиппов.      

            Спустя несколько месяцев после беседы с инженером БЧ-2 Мартыненко мне было предложено перейти  арсенальщиком БЧ-2 и я согласился. В этой должности я прослужил на "Грозном" до самой демобилизации 19 декабря 1968 года.                 

            Надо отметить, что отношение старослужащих к молодым матросам на "Грозном" было по большей части деловым, дедовщины в современном понятии этого слова и в помине не было. Конечно, на работах морская иерархия соблюдалась неукоснительно: салаги работали, «веселые ребята», т.е. третьегодки контролировали, а годки готовились к дембелю, и никакого рукоприкладства мною не было замечено на протяжении всей службы.

            В августе 1966 года "Грозный" ушёл в длительный поход в средиземное море и перешёл в состав КЧФ. Ушёл на повышение и мой непосредственный командир инженер БЧ-2 старший инженер-лейтенант Мартыненко, и я некоторое время подчинялся непосредственно командиру БЧ-2 капитану 3 ранга Рябинскому. Надо отметить, что служба зав. складом боепитания, как официально называлась моя должность, достаточно рутинна и однообразна: обеспечение материально-техническими ресурсами БЧ-2 и содержание в надлежащем состоянии корабельного арсенала, и интересными эпизодами не изобилует.

            По сигналу «боевая тревога» я должен был находиться в боевой рубке вместе с отцами-командирами, и в мои обязанности входило введение в систему управления ракетным оружием «Бином» текущих координат корабля, его курс и скорость. На этом мои обязанности заканчивались. Поэтому при боевых стрельбах перед самым пуском ракет, я один из немногих имел возможность незаметно выйти из боевой рубки и наблюдать это незабываемое зрелище: рёв турбореактивного  маршевого двигателя ракеты, тонущий в рёве и свисте стартового двигателя, столб дыма и огня, запах пороха и исходящий от всего этого жар.

            При одном из пусков ракет на боевых стрельбах в Белом море я был свидетелем потери ракеты П-35. Боевые стрельбы осуществлялись летом, стояла солнечная погода, Белое море, оправдывая свое название, было белым и всё вокруг было белым. И вот в этой сказочной обстановке уже после запуска маршевых двигателей командиром БЧ-2 даётся команда приготовиться к пуску ракет. Я незаметно выхожу из боевой рубки наружу, наблюдаю все, что описано мною выше, а дальше стартовый двигатель, как его называют штаны, не отстреливается от ракеты, сама ракета заваливается на правый борт, становится вертикально и начинает двигаться в сторону крейсера, но правда немного и падает в воду. Я также незаметно возвращаюсь в боевую рубку. По громкой связи с ГУРО идут переговоры на повышенных тонах: они не могут найти К-0, т.е. установить связь с ракетой. Я докладываю командиру БЧ-2 Рябинскому, что ракета упала в море, ожидая от него нахлобучку за самовольное оставление поста, но ничего такого не последовало. К счастью вторая ракета попала в цель и всё как будто обошлось. Поговаривали, что это происшествие результат головотяпства стартовиков: перед пуском ракеты не сняли чеку с фиксирующего устройства и пиропатрон не смог отстрелить стартовик. Как бы там ни было, но боевая задача была выполнена, цель поражена, и оргвыводы не последовали.

            Один забавный случай из жизни крейсера. Одной из стоянок кораблей «средиземноморской эскадры» была у острова Китира, а там до Италии рукой подать. Италия, как известно, славится своими боевыми пловцами, а тут ещё напряжёнка на ближнем востоке. Поэтому командованием флота было принято решение об организации противодиверсионной службы: в ночное время на специальных кронштейнах по бортам крейсера крепились мощные светильники, которые освещали воду вокруг корабля, а по бортам несли вахту вооруженные автоматчики. У вахтенного офицера имелся определенный запас гранат. И вот ночью один из автоматчиков доложил вахтенному офицеру, что заметил, как что-то поплыло под киль. Тот, не долго думая, бросил в море с двух бортов гранаты и потребовал у меня ещё гранат. А взрыв гранаты в воде, это как удар кувалды по борту. Буквально через несколько секунд прилетает командир корабля Ушаков и кроет последними словами вахтенного офицера: вы что б….. делаете, адмирала разбудите. Оказывается командующий средиземноморской эскадрой остался ночевать на "Грозном".

Но, слава богу, командующий не появился, на то он и командующий, никто за бортом не всплыл и всё обошлось. Правда, кто об этом знал, ещё долго смеялись над словами «адмирала разбудите».

            Ещё меня одно обстоятельство поразило. Проход через Босфор всегда осуществлялся по боевой тревоге и немногие могли полюбоваться теми красотами. Но мало и кто знает, что все выходы на верхнюю палубу перекрывались людьми, вооруженными пистолетом и гранатами, а с гранатой не кричат «стой, стрелять буду», она применятся только по прямому назначению. Конечно, единичные случаи побега за кордон в ВМФ случались, правда, не на "Грозном", но недоверие к проверенному личному составу ВМФ со стороны КГБ имело место и в мирное время, как и готовность применить оружие.

            Во время службы на флоте все ждали, когда же она закончится, а сейчас вспоминаешь о том времени с теплотой и некоторой грустью.

 

О СЪЕМКАХ ФИЛЬМА "НЕЙТРАЛЬНЫЕ ВОДЫ"

          Во время службы на РКР «Грозный» мне посчастливилось быть свидетелем съемок художественного фильма о военно-морском флоте нашей бывшей большой страны. Речь идёт о фильме «Нейтральные воды».  Съёмка этого фильма на корабле проводились достаточно эпизодически, в течение почти всего 1968 года. Я говорю, посчастливилось быть свидетелем, а не участником съёмок фильма потому, что участниками были актеры киностудии им. Горького и три ведущих офицера корабля: командир корабля, старпом и командир БЧ-2 (правда, в фильме их «понизили» в должностях). Весь остальной личный состав корабля был занят в массовке, а большая часть фильма вообще снималась в студии. Правда, один кадр режиссёр пытался снять с моим участием: меня усадили где-то в боевой рубке, всунули в руки кусок белого гетинакса, как будто это планшет, карандаш и велели что-то писать. Задумка режиссера изначально была такой бестолковой, что естественно в фильм этот кадр не вошёл. 

Поначалу съёмки фильма доставляли команде некоторое удовольствие, но позднее они начали нас доставать: как только подходят выходные, боевая тревога и выход в море, а это означает, что воскресный отдых и увольнения для всей команды накрываются «медным тазом»  и так повторялось неоднократно. В один из таких « воскресных» выходов в море случилось такое, что могло окончиться трагически и для команды, да и для самого «Грозного». По долгу своей службы по тревоге я должен был находиться в боевой рубке и потому стал свидетелем происходящего. Накануне в Черном море прошел шторм, и когда мы утром по тревоге выходили из севастопольской бухты, погода была пасмурной, и море, по цвету соответствуя своему названию, было чёрным.

В общем, примерно через час ходу сигнальщик заметил мину, которую, по всей видимости, сорвало с якоря штормом, такую чёрную и рогатую, как в фильмах времен Великой Отечественной войны. Она находилась на плаву в нескольких кабельтовых прямо по курсу корабля. Совершать какие бы то ни было маневры было уже поздно, и командир корабля принял, наверное, самое правильное решение уменьшить ход корабля до самого малого, не изменяя курса. Все кто находился в боевой рубке и на ходовом мостике замерли. Прошли какие-то секунды, но взрыва не последовало, мину, по всей видимости, отбросило в сторону волной от форштевня корабля, и она проплыла по правому борту в каких-то считанных сантиметрах от корпуса корабля.

Корабль застопорил ход в нескольких кабельтовых от мины и лёг в дрейф. Командир корабля приказал мне принести из арсенала автомат Калашникова и пару магазинов патронов к нему.  Сначала хотели уничтожить мину из автомата, но потом отказались от этой идеи и решили расстрелять её из орудия. Орудие зарядили и произвели несколько выстрелов на ручном управлении, но корабль без хода сильно раскачивало на волне, да и опыта в такой стрельбе у комендоров не было. В общем, все взрывы снарядов были далеко от цели. Тогда спустили катер на воду и минеры уже сделали то, что не смогли сделать комендоры. Взрыв оказался не таким сильным, как все ожидали, не исключено, что боевой заряд у мины не сдетонировал и мина просто утонула. 

Этот взрыв «киношники», по-моему, где-то использовали в фильме. Ну а Грозный продолжил выполнение поставленных перед ним задач. 

Вообще съёмочная группа сопровождала нас повсюду и в Средиземном море, где корабль часто нёс службу и даже при заходе в иностранные порты.

В фильме есть кадры, когда команда принимает гостей из гражданского населения Котора (Югославия) и были организованы танцы на юте корабля. Там замысловатые «па» исполняет командир корабля Ушаков (по фильму он в роли старпома). На самом деле всё было не совсем так. Когда заиграла музыка и начались танцы, все сильно оробели, и никто на танец дам не приглашал, и так продолжается несколько минут. Ликвидировать этот конфуз и взялся наш командир, мы все от него такого не ожидали, но он это мастерски сделал и дальше всё пошло как надо.

Очень хорошо запомнилась съёмка одного кадра фильма, когда личный состав третьего кубрика во время отдыха поёт песни под гитару. Этот кадр снимался весь вечер. В кубрик затащили осветительную аппаратуру, съёмочное оборудование, но режиссёру не понравился свет - слишком резкий из-за ограниченного пространства. Тогда он притащил несколько пачек самых дешёвых папирос «Прибой», раздал их всем присутствующим. Мы их должны были раскурить, взять папиросу в рот мундштуком наружу и выдувать дым, таким образом, смягчая свет. Дым от «прибоя» оказался таким ядовитым, и его было столько много, что даже у курильщиков защипали глаза, а свет у режиссёра всё был не тот. В общем, кадр на пару - тройку минут снимали до самого отбоя, а кубрик потом очень долго не хотел проветриваться от табачного дыма. 

Вообще на этом примере мы убедились, что съёмка фильма в то время была совсем не простым занятием: сначала проигрывание кадра (тренировки) пока режиссер не поймет, что все получается как надо. На это может уйти и считанные минуты, а могут и часы, а потом съёмка на плёнку и в один дубль, а может и в два и три и более.

Съемки фильма закончились уже поздно осенью. Помню, в Севастополе было очень холодно, когда команда вечером собралась на юте, и режиссёр фильма  Беренштейн решил вынести нам на суд свое творение, ещё не до конца смонтированное. Он говорил, что делает это впервые в жизни. Мы смотрели кадры из будущего фильма небольшими кусками с перерывами, как это делалось на заре советской власти в сельских клубах. Вообще-то сюжет фильма достаточно примитивен и некоторые кадры часто вызывали смех у команды. Например, по тревоге в Средиземном море демонстрируется подготовка к стрельбе ракетами, осуществлялось движение ракетных установок с ракетами на направляющих и т.д. Так вот в Средиземном море в то время это никогда не делалось – строго соблюдался режим секретности. Или сюжет с кейсом у «секретчика», да за такую самодеятельность с совершенно секретными документами не одна голова бы полетела. Да и много других кадров вызывают улыбки и неоднозначную реакцию. 

В общем, от просмотра все сильно устали,    прилично замерзли, но в целом остались довольны фильмом. Многие, конечно, ожидали увидеть себя в кадре, но видно не судьба.